с юмором объяснил, почему Саган выбрала Нормандию: «Ей до смерти надоели эти шорты и всякого рода гадости». В это время, к концу 50-х годов, Саган устала от Сен-Тропеза, где, по ее мнению, стало слишком многолюдно: его посещали все, кто угодно.

В своей книге «Сорок три визита к сорока трем французским писателям» Жером Гарсэн так описал дом в Экмовиле: «На лесистой площадке, которая на 90 метров возвышается над устьем Сены, открывается панорамный вид на лиман и на Гавр. Вокруг — старые, добротные и безмолвные постройки, которые хранят тайны буржуазных семей за каменными и кирпичными стенами. Успокаивающий звук газонокосилки по воскресеньям, взрывы смеха, обычные при игре в крокет, запах баранины и розовых кустов. Благословенное место. Франсуаза Саган живет здесь в поместье Брей, где когда-то бывали Люсьен и Саша Гитри, И вон Прентан и «мушкетеры», как она их называла, — «веселые бородачи с бретельками»: Альфонс Алле, Альбер Камю, Тристан Бернар, Жюль Ренар».

Экмовиль был единственной недвижимостью, которую она приобрела. В Париже у нее не было ничего, и она никогда не владела там ни одной квартирой. Саган — вечная квартиросъемщица, она часто переезжала с места на место. Очевидно, это явилось реакцией на «оседлость» родителей, проживших пятьдесят пять лет на бульваре Малерб. «Обожаю менять обстановку, обожаю смотреть на новые облака!» — восклицает она. Этот цыганский образ жизни вдохновил ее на одно из тех редких стихотворений, которое она осмелилась опубликовать в журнале «Эгоист», оно называлось «Арендованные дома».

В этом доме, что ты снимаешь,

После тебя остаются

Два-три года жизни

И эхо твоего голоса…[15]

Страсть к игре и к лошадям, появившуюся в детстве, она компенсировала, посещая, как прилежная ученица, поле для скачек. «Лошадь выносит меня в полном смысле этого слова», — говорит она. Летом 1965 года на свой тридцатилетний юбилей романистка приобрела себе в-лодарок Малуа, четырехлетнего жеребца светлой масти. Сделку совершили ночью в «Нью-Джиммис». К Франсуазе Саган присоединяется Роберт Вестхофф — он покупает лошадь у Андре А. Картье.

Жеребец, проданный за 2 тысячи франков, оказывается неожиданной удачей. Несколько дней спустя счастливые обладатели присутствуют в Трамбле, наблюдая за его подвигами на скачках. На него ставят пари: 80 против 1. Жюльет Греко идет вместе с Саган и Робертом Вестхоффом на трибуны. Их любимец вырывается вперед и сохраняет это положение в течение двух третей времени скачек. Но Малуа, тренером которого был мсье Сартини, внезапно сдает позиции и прибывает на финиш последним. Такова его особенность: все скачки этот жеребец заканчивал, перейдя с галопа На рысь.

Тем не менее Саган не испытывала большого разочарования. В конце 70-х годов она приобрела еще одного жеребца при посредничестве тренера Ноэля Пэля. Так она стала хозяйкой Хасти Флэга, сына Эрбаже. По мнению тренера, лошади больше удавались прыжки. Но это не помеха, и ее начали готовить к скачкам с препятствиями. Тем не менее жеребец всегда оказывался в конце таблицы. «Надо сказать, что мои советы Хасти Флэгу перед скачками по традиции были не слишком воодушевляющими. «Не скачи слишком быстро. Береги себя. Лучше вернуться живым-здоровым, но последним, чем первым, но искалеченным. Не рискуй…» — вот что шептала я ему на ухо, представляя, как странно это выглядит со стороны». Во время розыгрыша гран-при Хасти Флэг упал перед первым же препятствием, сбросив жокея на землю, и вернулся к старту. Это был серьезный повод для разочарования хозяйки. Однако весной следующего года Хасти Флэг вновь участвовал в скачках с препятствиями на гран-при с залогом в 150 тысяч франков. В это время Франсуаза Саган испытывала материальные трудности. Спикер сразу объявил, что ее жеребец впереди всех. Он даже пошел на отрыв. Его владелица взволнованно следила за ним с трибуны в бинокль, как он скакал к финишу впереди всех. «Ах! Я хорошо помню Хасти Флэга! Каким он был хорошим, скромным, как блестел на солнце. Какая хорошая ветреная погода стояла тогда в Отейе. И как верно, что некоторые моменты жизни стоят многих других».

4

ОТ ПРОИСШЕСТВИЯ К ПРОИСШЕСТВИЮ

Франсуаза Саган уединилась в Кудрэйе, домике с мельницей, прекрасной постройке в центре Милли-ля-Форе. Она его сняла у кутюрье Кристиана Диора. В начале 1957 года в тишине этого дома с парком, водоемами, украшенными небольшими мостиками, она закончила третий роман и посвящает его Ги Шеллеру… Книга вышла в издательстве «Жюльяр» в сентябре. Романистка долго выбирала название: «Безжизненные веки», «Салон Малиграсс» или «Лишенные тени». Наконец в «Беренике» Расина она нашла то, что нужно, — «Через месяц, через год».

Да можем ли терпеть неделю, месяц, год,

Что между нами ширь необозримых вод,

Что народится день и снова в вечность канет,

Но встречи нашей днем он никогда не станет

И нас соединить не сможет никогда?[16]

В домике с мельницей Франсуаза Саган делает наброски первых диалогов к театральной пьесе в надежде развлечь свое окружение, находящееся в полной депрессии. «Возникла проблема Суэцкого канала, у нас больше не было бензина, и мы на всю зиму застряли в Милли. Все эти события мы принимали близко к сердцу», — вспоминает Вероник Кампион. Почти весь артистический Париж, ведущий ночной образ жизни, собрался здесь, чтобы вместе с Франсуазой отдохнуть на природе. В воскресенье, 13 апреля, с ней были Жак Куарез, писатель и журналист Вольдемар Летьен, Вероник Кампион и Бернар Франк. К середине дня к этому узкому кругу присоединились Мелина Меркури, Джо Дассен и литературный агент Ален Бернхейм. Союз Мелины Меркури и Джо Дассена восхищал писательницу. «Этот русский американец с голубыми глазами и гречанка с золотыми глазами здорово развлекались. Я видела, что чета Дассенов все делала вместе, кроме одного: они никогда вместе не скучали. Я видела, как они ссорились, плакали, мирились, работали, отдыхали, беспокоились, смотрели и читали. Но я никогда не видела, чтобы они зевали. Земля вращалась под их ногами стремительно, они были столь притягательны, что так и хотелось танцевать вместе с ними».

После купания в горячей воде в час служения мессы Франсуаза Саган направилась в деревню. Она купила паштет в баночках и курицу для воскресного обеда. Стрелки часов стремительно мчались, уже было 14 часов, а накрытый стол все еще ждал гостей. Они задерживались, и в домике с мельницей на смену нетерпению пришло беспокойство. Наконец раздался телефонный звонок. Это Джо Дассен. Он извинялся за