что проводит эксперимент, и каждому человеку нужно задать партнеру несколько конкретных вопросов и на них ответить: «Если бы хрустальный шар мог предсказать ваше будущее, вы хотели бы его узнать?», «За что в своей жизни вы благодарны больше всего?» и «Можете ли вы вспомнить случай, когда плакали в присутствии другого человека?»

Эпли мог бы начать постепенно, с вопроса вроде «Куда вы ездили в отпуск?», прежде чем углубляться дальше. Разрабатывая процедуру «Экспресс-дружба», Ароны предполагали, что начинать нужно с поверхностных вопросов.

Но Эпли подозревал, что это предположение неверное. Вероятно, глубокие, откровенные вопросы задавать легче и отвечать на них приятнее, чем представляется большинству из нас. Теперь у него появился шанс проверить свою теорию на практике.

Перед началом Эпли попросил всех достать телефоны и пройти небольшой опрос, который позволил бы оценить, насколько неприятной, по их мнению, будет беседа. Поступавшие данные дали четкий ответ: люди боялись предстоящей процедуры. Они думали, что «им не очень понравится партнер, не очень понравится этот эксперимент и станет неловко», – поделился со мной Эпли.

Все разделились на пары и начали беседовать. Эпли не расслышал большую часть того, что говорилось, зато через пару минут увидел, как кто-то утирает слезы. После этого мужчина и женщина обнялись. Через десять минут он попросил всех остановиться. Финансисты его проигнорировали. Эпли попробовал еще раз. «Прошу меня извинить, – объявил он, уже громче. – Но разговоры пора заканчивать!» Наконец, через двадцать минут Эпли удалось добиться в аудитории тишины.

Участники достали свои телефоны и прошли еще один опрос о том, насколько неприятным был разговор на самом деле. Когда данные собрали, Эпли предложил присутствующим поделиться впечатлениями.

– Это было потрясающе! – воскликнул один из участников. Сначала он отнесся к упражнению без энтузиазма, но все изменилось, едва прозвучал тяжелый вопрос: он ответил честно, насколько мог, описав похороны двоюродного брата, с которым был близок. И вдруг его партнер подался вперед, положил руку ему на плечо и начал утешать, говоря, что все в порядке, и в глазах его стояли слезы. Затем он принялся рассказывать о себе – личные, сокровенные вещи, – причем без подсказки. – Лучший разговор, который у меня был за последние несколько месяцев, – признался мужчина.

Позже Эпли описал эту и другие итерации эксперимента в статье для Journal of Personality and Social Psychology в 2021 году, отметив, что участники «неизменно ожидали, что разговоры окажутся более неприятными, приведут к меньшей близости и удовольствию, чем вышло на самом деле». Аналогичные эксперименты он провел со студентами, случайными прохожими в парках, политиками, юристами, компьютерщиками и людьми, найденными через интернет. Каждый раз результаты были одни и те же: люди ощущали «значительно большую связь с собеседником» после того, как задали всего несколько вопросов и на них ответили. Чувство уязвимости, возникающее из-за «обмена личной информацией о своем опыте, предпочтениях или убеждениях» и проговаривания вещей, которые «заставляют людей чувствовать себя более уязвимыми к чужим оценкам и мнениям», помогают участникам «сближаться», делают их «более заботливыми» и готовыми «прислушиваться к собеседнику». Сравнив результаты мужчин и женщин, Эпли не обнаружил значимых гендерных различий. Всем нам, начиная от успешных финансистов и кончая незнакомцами в интернете, «хочется подлинных отношений», – заметил Эпли. Все мы хотим вести содержательные беседы.

Десятки исследований, проведенных в Университете Юты, Пенсильванском университете, Эмори и других местах, показали, что люди, которые во время беседы задают много вопросов – особенно предполагающих откровенные ответы, – более популярны среди своих сверстников и чаще воспринимаются как лидеры. Они обладают бо́льшим социальным влиянием, с ними чаще хотят дружить и советоваться. Любой из нас может действовать так же практически в любой обстановке или в разговоре, будь то с соседом по комнате, коллегой или новым знакомым. Нужно всего лишь спросить человека, что он чувствует, и на его откровенность ответить взаимностью.

В одном эксперименте исследователи проинструктировали участников задавать незнакомым людям и друзьям вопросы вроде: «Доводилось ли вам нарушать закон?» Как выяснилось, «те, кто задавал щекотливые вопросы, предполагали, что собеседнику станет не по себе и это повредит их отношениям. Но на самом деле мы неизменно обнаруживали, что оба предположения ошибочны». Задавать глубокие вопросы проще, чем думают многие, и гораздо более продуктивно, чем мы ожидаем.

Наладить эмоциональный диалог труднее всего

Когда я созвонился с Эпли, чтобы договориться насчет интервью для этой книги, у меня был длинный список тем, которые я хотел обсудить, начиная с его исследований и заканчивая последним разом, когда он плакал в присутствии другого человека. (Накануне, ответил он. За обедом, когда говорил о своих детях.)

Буквально через пару минут Эпли перенаправил наш разговор, задавая один вопрос за другим. Он спросил меня, почему я решил стать журналистом, почему заинтересовался этой темой, как жил в Калифорнии во время пандемии. Я тщетно пытался вернуться к своему списку вопросов, простых и практических, касающихся его работы. Но он продолжал расспрашивать, задавал все более и более глубокие вопросы, пока я не поймал себя на том, что рассказываю о своей семье, о брате, у которого возникли проблемы с законом, о надеждах, что моя книга поможет людям лучше понять друг друга. Я безостановочно говорил о себе, хотя журналисту полагается поступать наоборот.

– Простите, что задаю столько вопросов! – спохватился Эпли. – Наверное, я зря отнимаю у вас время.

Но наш разговор вовсе не казался мне пустой тратой времени. Он был значимым!

Мы знаем, что очень важно понимать, какого вида разговор мы ведем, и что вначале необходимо установить основные правила и определить, какую логику мы будем использовать для совместного принятия решений.

И все же этого недостаточно, чтобы создать настоящий, прочный контакт. Нам нужна эмоциональная связь. Эмоциональные диалоги жизненно важны, потому что помогают понять, с кем мы на самом деле беседуем, что происходит у человека в голове, что он ценит больше всего. Разговор «Что мы чувствуем?» может оказаться неприятным. Иногда создается впечатление, что проще притвориться, будто мы не слышим эмоций в голосе собеседника, или проигнорировать откровенность, чем признать ее и раскрыться в ответ. Но эмоции играют важную роль в том, как мы общаемся с другими людьми.

Когда пару лет назад умер мой отец, я рассказал людям, как присутствовал на его похоронах, и некоторые выразили соболезнования. И почти никто не задавал мне никаких вопросов. Вместо этого они быстро переходили к другим темам. Проблема в том, что мне отчаянно хотелось обсудить, через что я прошел, поговорить об отце, о надгробных речах, которые заставили меня гордиться им и грустить, о том, каково это