— Куды ж я со своей корягой, — Архип постучал по ноге.

— Или оставаться хочешь, извергов на месте ждать? Гляди, пропишут они тебе ижицу!

— А чего им меня трогать, — сказал Архип, — я человек мирный.

— Ты-то мирный, да они не мирные!..

— А это еще неизвестно, какие они.

— Это то-есть как неизвестно? — грозно спросил Мишка. — Ты слыхал, как они в Сибири из мужиков кишки выпускали да на столбы наматывали?!

— Слыхать-то слыхал, да сказано: не всякому слуху верь, — уклончиво ответил Архип.

— Погоди, попомнишь ты мои слова, — сказал Мишка, поднял коня на дыбы и ускакал, не прощаясь.

Предсказания его сбылись очень скоро. Едва село заняли белые, как на двор к Архипу явился офицер в сопровождении усатого вахмистра и трех солдат.

Окинув пренебрежительным взглядом Архипово хозяйство, офицер процедил сквозь зубы:

— Мы, освободители села от красных бандитов, берем у тебя твою конягу на военную службу. Пусть послужит армии его высокопревосходительства верховного правителя адмирала Колчака.

— Ваше высокородие, — опешил Архип, — один у меня конь-то… Зачем обижать калеку? — И вдруг, взвизгнув, бросился к кобыле: — Не отдам! Ни за что не отдам!

— Откачнись! — сказал вахмистр, отталкивая Архипа от лошади. — Она теперя не твоя.

— Какие моя?! «Освободители»!.. Грабители вы, а не освободители! Бандиты!..

— Тэк-с, — спокойно сказал офицер, помахивая нагайкой. — Еще что скажешь? Может, тебе и власть наша не нравится? Красненьких опять хочешь?

— Власть! — завопил Архип, забыв всякую осторожность. — На черта она мне сдалась ваша власть! Чтоб ей ни дна, ни покрышки!..

— Вахмистр, — спокойно, не повышая тона, проговорил офицер, закуривая папиросу. — Всыпь этому мерзавцу шомполов. Да не жалей!

— Слушаюсь, вашсокродь!

Окончив экзекуцию, вахмистр, ехидно ухмыляясь, спросил:

— Ну, как, дядя? Теперь доволен нашей властью?

— Премного доволен, язьви вас в душу, — проворчал Архип, натягивая рубаху на окровавленное тело и с трудом удерживаясь на ногах. В ту же ночь он ушел в лес, и не было в партизанском отряде никого храбрее и злее Архипа. В боях потерял он левый глаз, домой он вернулся с именными золотыми часами — подарком от командования Красной Армии, с частями которой партизанский отряд находился в боевом взаимодействии. В годы коллективизации дед Архип первым подал заявление о приеме в колхоз. В колхозе трудился не щадя сил. Только в прошлом году правление колхоза, учитывая преклонный возраст деда Архипа, назначило его сторожем на колхозные огороды.

Вот кто стоял сейчас перед начальником лагеря, опираясь на палку и поглаживая свободной рукой реденькую бородку.

— Садитесь, Архип Захарыч, — пригласил Одинцов, пододвигая стул. — Ходили вы по лагерю?

— Ходил…

— Ну и как? Узнали, кто ночью на огороды заглядывал?..

— Сдается мне, вроде вон тот, рыжий, был у них за главного. Я за кустом притаился, хотел схватить его, а он чисто заяц, как сиганет от меня. Только след простыл! Разве его догонишь?..

Степан Григорьевич взглянул туда, куда показывал дед Архип, и увидел Сережку Свистунова, который, засунув руки в карманы, прохаживался возле цветочной клумбы.

— Так я и знал, — сказал Одинцов. — Ишь ведь расхаживает как ни в чем не бывало… Ну, погоди, сейчас я тебе задам баню на линейке!

— Нет, эдак не годится, товарищ начальник, — вмешался дед Архип. — Не знаю, как по-вашему, по-ученому, а, по-моему, сразу в карьер брать не резон. Ночь-то хоть и лунная была, да прожектор-то у меня, изволите видеть, один во лбу и тот не ахти как видит. Я мог и ошибиться. А что, если мы на невинного напраслину возведем? А?! Ведь сказано: не пойманный — не вор.

— А что ж, по-вашему, нужно делать, Архип Захарыч? Ведь виновных-то наказать нужно.

— Наказать нужно — это верно, чтобы другим неповадно было. Но я так думаю, товарищ начальник: нам не столь уж важно, кто именно разбойничал на грядках. Важно, чтобы эти стригуны поняли, что они весь лагерь опозорили, что они перед всеми пионерами виноваты. А этого одной громкой речью не достигнешь. Чего бы проще: выстроить их всех, да и отчитать. Или сказать: а ну, мол, сознавайтесь, кто это сделал, коли не трусы. Ан нет, весь заряд даром пропасть может. Выпалил — и нет ничего! Не знаю, как вы, а мы с председателем вот что порешили. — Старик наклонился к самому уху Степана Григорьевича и что-то долго ему говорил шопотом, хотя в комнате никого не было.

— Вы думаете, что это их за живое заденет?.. — спросил Одинцов.

— Заденет, да еще как заденет… — замахал руками старик. — Ребятишки у вас хорошие, честные, а самое главное, лагерем своим гордятся. Вот мы эту гордость и заденем. Гордость человеческая — великая вещь!

— Ой, и хитрый вы, Архип Захарыч, — засмеялся начальник и, отворив дверь в соседнюю комнату, сказал: — Мария Александровна, выстройте отряды на экстренную линейку.

Когда триста голоногих мальчиков и девочек в красных галстуках выстроились перед трибуной, над которой трепыхал от порывов легкого ветерка алый флаг, начальник поднялся по ступенькам, взглянул через очки на ровные шеренги и заговорил, чеканя слова:

— Пионеры! Юные ленинцы! Несколько дней назад все вы с большим старанием помогали колхозу «Заря» пропалывать морковь на его огородах и за это получили благодарность от правления колхоза. Но вот вчера и сегодня ночью кто-то из вас… — Степан Григорьевич снова внимательно оглядел ряды.

Они замерли, строго держа равнение, и только в шеренге второго отряда произошло при последних словах чуть заметное движение. Оно было настолько легкое, что его никто не заметил, но оно не ускользнуло от опытных глаз старого педагога.

«Знает кошка, чье мясо съела», — подумал Одинцов и продолжал:

— Кто-то из вас забрался на огороды и нанес колхозу ущерб. Стыд и позор! Те, кто это сделал, недостойны носить высокое звание юного ленинца, потому что они его опозорили своим поведением.

— Дозвольте слово сказать, товарищ начальник, — выступил вперед дед Архип.

— Говорите, Архип Захарыч.

— Я полагаю, товарищ начальник, что вы зря оченно-то уж их пробираете. Видать, кое-кому мало вашего лагерного питания. От веселой жизни за этакой фруктой не полезешь, — дед вытащил из пучка чахлую, тоньше карандаша морковку и насмешливо потряс ею в воздухе. — Разве ж это морковь?! Тьфу!.. Страмота одна, а не морковь. Так вот, перехожу к делу. Ввиду того, что своего лагерного питания вам, видать, нехватает, правление нашего колхоза решило вас малость того… подкормить. Да.

Легкий негодующий ропот, как шелест ветерка, пролетел по рядам, и только три мальчика в шеренге второго отряда что-то очень уж подозрительно низко опустили головы. С дальнего конца линейки чей-то звонкий мальчишеский голос выкрикнул возмущенно:

— Вы, дедушка, наш лагерь не позорьте! Мы сами кого угодно подкормим!

— А это