Шрифт:
Закладка:
"Хм… наверное, с тех пор, как мы прибыли", — решает Мэддисон.
Два оставшихся человека стоят перед Мэддисон. Они ссорятся, и один из них отходит в сторону к Оскару, чтобы сделать ситуацию более интересной. Я не хочу смотреть на Оскара и не могу заставить себя посмотреть на Тома дольше, чем на долю секунды, понимая, что это, вероятно, посыплет соль на рану. Вместо этого я перевожу взгляд на Мэддисон, которая делает шаг вперед. Ее избиратель торжествует. В конце концов я оглядываюсь на Тома, чей взгляд ненадолго метался между мной и Оскаром. Кажется, его успокаивает отсутствие признания.
"Харви, в игре положено выходить вперед, когда ты что-то сделал".
"Я знаю".
Беспокоясь о парнях, я совершенно не обратила внимания на то, что только Мэддисон сделала шаг вперед.
"Чушь. Ты четыре месяца не целовался ни с кем", — хмыкает один из качков.
Оскар кивает, как будто в этом нет ничего особенного.
"Как?"
Теперь его нерешительность имеет смысл. Ему нужно было убедиться.
"Думаю, возможность так и не представилась".
Когда его глаза встречаются с моими, у меня внутри все переворачивается. Я отказываюсь верить, что у него не было такой возможности. Вы только посмотрите на него! Люди, должно быть, бросаются на него ежедневно. Мне ли не знать, ведь я одна из них.
"Ну, если бы ты действительно пришел на одну из этих вечеринок раньше, тебе могло бы повезти", — комментирует Валентина.
Конечно, это не первая вечеринка, на которой он побывал. Почему же только сейчас?
Он отмахивается от этого замечания, выглядя совершенно не обеспокоенным.
"Погодите, он забежал вперед в вопросе о том, как "увлечься кем-то в этой комнате", — замечает Оби.
"Поцелуй их!"
"Да! Поцелуйте их!"
Люди ликуют.
Оскар смотрит на Оби.
"Да, я не собираюсь этого делать".
По комнате разносятся крики. Оскар делает глубокий вдох, терпеливо дожидаясь, пока они все устанут, не подавая виду, что поддастся давлению сверстников, и за это он нравится мне еще больше.
"Ладно, ладно, оставьте его в покое".
Мэддисон вступает в игру, чтобы спасти его.
"Элиза, Том, вы тоже еще не целовались на корабле, так что давайте сделаем это весело".
Том, Оскар и я проверяем друг друга, предвкушая то, что сейчас произойдет.
"Всем встать. Выключить свет".
Кто-то щелкает выключателем, погружая и без того тускло освещенную каюту в полную темноту. В воздухе появляется радостное возбуждение, и все начинают тесно прижиматься друг к другу.
"Для следующей игры есть одно правило, и только одно. Никаких разговоров", — объясняет Мэддисон.
"Никаких. Мы должны держать наши личности в секрете. Это правило действует и сейчас, и после сегодняшнего вечера. Если завтра я услышу хоть один писк об этом, я сойду с ума", — предупреждает она нас, заставляя людей хихикать.
"Дамы, двигайтесь. Вы все можете использовать свои руки, чтобы помочь себе, но парни, держите свои при себе, пожалуйста".
По комнате прокатываются легкие смешки, но их быстро заглушают. Я протискиваюсь сквозь скопление тел, но проходит совсем немного времени, и я уже не могу различить людей. Это просто море кожи — упругой, мягкой, теплой, влажной? Мерзость.
"А теперь, ребята, расходитесь. И снова руки при себе: для этого будет достаточно времени через минуту".
Ребята, конечно, стали более наглыми в своих движениях. Меня швыряет, как шарик, каждый случайный толчок дезориентирует и обезоруживает. Я взвизгиваю, когда на мою ногу наступает, кажется, стадо слонов.
"Найдите рядом стоящего к вам человека… и делайте то, что считаете нужным".
Липкие руки быстро хватают меня, требуя, чтобы я принадлежала им. Я мгновенно напрягаюсь: его непрошеное прикосновение пробирается по моей талии. Оно похоже на что-то слизкое. Все в нем слизкое, и я хочу вырваться.
"Нет, спасибо", — решительно шепчу я, изо всех стараясь отпрянуть от него. Он отпускает меня без борьбы. Я поспешно ухожу, когда музыка становится достаточно громкой, чтобы перекрыть ужасающие чавкающие звуки, которые уже начались. Но только на время.
Я врезаюсь в стол, сильно ударяюсь коленом и бедром об угол. Я вскрикиваю от боли, но не успеваю прийти в себя, как кто-то врезается в меня сзади, и от удара я оказываюсь в неустойчивом положении, издавая очередной писк. Большие руки непроизвольно опускаются на мои бедра, но их обладатель быстро убирает их. Я не могу удержаться от тихого смеха.
Он берет мою руку, дважды похлопывая по парте позади меня, как бы предлагая мне туда сесть. Я так и делаю, не отпуская его. Темнота дезориентирует; мои глаза широко открыты, но я ничего не вижу, даже тени.
Свободной рукой я сжимаю колено, ища шишку или ссадину там, где болит.
Его другая рука прощупывает другой участок моего тела, пока не находит мои пальцы.
Тепло его тела передо мной исчезает, и в следующее мгновение я понимаю, что его губы прижимаются к моему колену. Я зажмуриваюсь от сладости этого жеста. Когда я чувствую, что он поднимается, его пальцы все еще остаются на моих. Я рискую и передвигаю их на бедро, чуть выше трусиков, потирая круговыми движениями, надеясь, что он поймет намек.
Он понимает.
Когда пульсация между ног увеличивается, я чувствую изгиб его губ, направленный вверх, когда он усмехается мне в ответ. Я провожу кончиками пальцев по животу, между груди и по шее, и его губы следуют за мной. Каждый поцелуй мягче и манящее, чем предыдущий, его язык едва касается губ, но это все, на чем я могу сосредоточиться. Я касаюсь губами его, и когда он целует меня, мир перестает вращаться.
Это всего лишь один поцелуй, но его достаточно, чтобы я убедилась: ничто и никогда не будет так хорошо, как это.
Мы отстраняемся друг от друга и смотрим на реакцию. Кто бы это мог быть? Я знаю двух человек, которые бы мне понравились. Он слишком широкий, чтобы быть Томом, а Том пах бы и имел вкус косметических салфеток, которых у этого парня нет. Может, это Оскар? Меня так заводит эта мысль, что я могу взорваться.
Он прижимает мое лицо к себе, его сильные пальцы почти массируют кожу головы. Я скольжу одной рукой по его обнаженной груди, чтобы найти его челюсть. Его щеки приподнимаются под моим большим пальцем, что заставляет меня улыбнуться в ответ, и это похоже на поиск воды в пустыне: мы
