Аджей наверняка справился, и теперь у них появился шанс уехать отдыхать. В том, что художник хочет отдыхать, и даже очень, Гуров не сомневался ни минуты. А значит, с первой задачей он справился, и даже беспокоить Полонского звонком не придется, достаточно просто вернуться к машине. Со второй задачей справиться было сложнее, потому что все пять пропущенных вызовов были от одного человека. И не от Маши, чего стоило бы ожидать. А от Вити Сизого. В начале четвертого ночи. Это говорило о том, что старлей не спит. И не спит из-за таких новостей, ради которых не жалко набрать знакомого полковника пять раз. Гуров посмотрел на расцветающее цветными всполохами небо и решил, ускорив шаг, поскорее покинуть оживленную и светлую часть лагеря. Там, где темнее и тише, он сумеет с Виктором поговорить. Если бы новости можно было уместить в сообщение, он бы воспользовался мессенджером. Значит, нельзя.

Попетляв по тропинкам минут двадцать и не без удовольствия отметив, что гром и пламя «Обетованного» остались позади, Гуров набрал Сизого.

— Поздно не спишь, полковник. Ты не угадаешь, что случилось.

Гуров добродушно вздохнул. Редкие оранжевые гирлянды подсвечивали тропинку ровно настолько, чтобы можно было шагать, не боясь свернуть себе шею, толстый ковер прошлогодней хвои пружинил под ногами.

— Я и не буду угадывать, старлей. Я тебя познакомлю с другим полковником. Он веселее меня и любит игры, прямо как ты. Вот я посажу вас друг напротив друга, и угадывайте, пока смерть вас не разлучит. А пока жив, выкладывай.

— Спецы опознали тело. Никакой лаборатории у нас, естественно, нет, но тесты и не пригодились, все оказалось гораздо проще. У него в кармане нашли рецепт на беллатаминал.

— Белла… что?

— Это успокоительное на основе белладонны. Отпускается, как понимаешь, строго по рецепту, да и купишь не везде. Чай, тебе не настойка корня валерианы. И пользуют это зелье чаще всего психи и наркоманы. Мохов, конечно, первым долгом предположил, что покойный был наркоман и псих, кто бы в своем уме так затейливо самозахоронился. Но потом хватило ума проверить там, где рецепт могли выписать. Ни психиатра, ни нарколога в нашей поликлинике и тогда не было. А наркодиспансер был. И даже пропавший без вести сотрудник там имелся — Быков Юрий Михайлович, медбрат. Однажды просто не вышел утром на работу, а позже выяснилось, что и вечером домой не вернулся. Супруга пьющая, в поиске мужа особо заинтересована не была, ну и замяли это дело. И это еще не самое интересное.

— Не томи, Вить. — Гуров замер и прислушался. Показалось, что не вовремя в окружавшей его тишине хрустнула ветка. Но, во-первых, тишина и правда была относительной. А во-вторых, припомнив слова Аджея о простоте нравов на фестивале и призывный взгляд девушки Марины, неясный звук полковник решил списать на природное явление. Мало ли. Вдруг своим разговором он потревожил солидную и состоящую в серьезных отношениях пару спаривающихся ежей. Ему сказали не шарить по кустам, он и не пойдет.

— Что там у тебя, Лев? Ты пропадаешь.

— Нет… Нет, все в порядке, показалось. Так что там самое интересное?

— Самая конфетка в том, что в этом же году, когда Быков пропал, в нашем диспансере прокапывался от очередного запоя преподобный Полонский.

— Та-ак, — протянул гласную Гуров, замедляя шаг. Он почти дошел до места, где они оставили машину с водителем. Вроде даже слышал, как шофер, ожидая, тоже с кем-то говорит по телефону. Или с самим Аджеем, если тот вернулся. — Ты имеешь в виду, что они были знакомы, верно я понимаю?

— Нет, — в свою очередь, протянул Сизый. — Я имею в виду, что они могли быть знакомы с вероятностью девяносто процентов. Также я имею в виду, что утром Мохов ожидает на опознание жену Быкова. Опознавать там не густо, как ты помнишь. Костюм, обувь, зубы… Мохов пытается своими силами раскрутить это дело. Иначе бы просто отправил тело в центр. Но шумиха, сам понимаешь, ни к чему. Тут журналистов…

— Больше, чем людей, Витя, — договорил за него Гуров, припомнив услышанную однажды присказку. — Благодарю за службу и сотрудничество, старший лейтенант Сизый. Завтра подъеду к тебе, кофе попьем.

Виктор отключился. И именно тогда Гуров расслышал, что в темноте разговаривают двое. Не у машины, а в стороне, за деревьями. И это явно не любовный лепет парочки. Гуров прислушался. Сошел с тропы и постарался как можно тише подкрасться к говорящим. На хвое плохо растет трава, кустарник еще хуже. Однако там, куда забрались двое мужчин для приватного разговора, его оказалось достаточно для того, чтобы не подпустить любителей шпионить. Гуров шпионить не собирался. Но интонации говорящих ему не понравились, особенно ночью в лесу. Он опустился на корточки и обратился в слух.

— Я сказал, нет.

— А я услышал «да». Чего тебе стоит, Аджей? По старой памяти, мальчик, с уважаемыми людьми. Все будет более чем прилично, ты удивишься. Это займет-то часа четыре…

— Я. Сказал. Нет. Сам развлекай своих гостей, Сифон, я тебе не гейша. Тем более тебе сейчас, чтобы мои четыре часа купить, квартиру продать придется.

— Да ты сам что угодно продашь, ангелочек, когда узнаешь, что это за люди. И в каком виде они могут тебя увидеть. Вечеринку на барже помнишь?

Ответа не последовало. Гуров насторожился. Если слух его не подводит, именно так начинается шантаж. Раздался тихий, едва различимый шепот Полонского, и от ледяной ненависти, звучавшей в нем, у Гурова на руках волосы встали дыбом.

— Что ты сказал?

— Что слышал. Когда ты стал звездой, я немалые деньги отдал, чтобы найти записи с той тусовки. На видео тебя нет. И не надо. Потому что на фотографиях ты четче некуда, и поверь, ты там узнаваем.

Аджей молчал. Гуров представить себе не мог, что за угроза таилась в снимках, хранящихся у Сифона, но остроязыкий Полонский утратил дар речи. Гуров вытянул шею, попытался разглядеть говорящих через кусты. Художника он узнал по силуэту, которого не скрыли ни сумерки, ни мешковатая толстовка. Сифон же на вид был явно крепче Полонского, остальное терялось в потемках и паутине ветвей, а подняться в полный рост, не обнаружив себя, полковник не мог. Сифон протянул руку, будто хотел взять парня за плечо. Гуров напрягся, приготовившись покинуть свое убежище. Он знал Аджея несколько часов, но и их хватило, чтобы понять — прикасаться к этому парню без его разрешения нельзя. Рука не успела завершить свой путь и замерла в воздухе. Ее остановили сказанные бесцветным, совершенно безжизненным голосом слова:

— Я тебя убью, Сифон.