Шрифт:
Закладка:
Не ему судить, насколько достоин Аджей Полонский обожания, изливаемого на него фанатами. Он видел творческого, серьезного, на редкость целеустремленного человека, не брезгующего чужими слабостями. Наверное, потому что слишком хорошо знал о своих. К трясущемуся Олегу Аджей проявил сегодня явно больше симпатии, чем к Толику, почитавшему его едва ли не как святого. Да мало ли таких в его пастве. Гуров вспомнил, как, выезжая со двора, бросил взгляд на завешенные покрывалами окна покинутой квартиры. Толик побитой собачонкой смотрел им вслед. А ведь парень так ему помог. Нужно ему хотя бы магнитик привезти из лагеря. Гуров уселся поудобнее и постарался отключить внимание от доброжелательного, но нарочито восторженного голоса Аджея. Может, у него и правда получится вздремнуть.
Глава 9
Летняя ночь накрыла Онейск покрывалом из пронзительно-синего, искрящегося звездами бархата. Но если город, с его радостями и тревогами, уснул, то палаточный городок, основанный организаторами фестиваля, похоже, не спал вовсе. С того самого дня, как по границам соснового бора были протянуты ленты ограждения, а в центре его раскинул свои крылья шатер первой медицинской помощи, похожий на дворец, покой приезжим и персоналу только снился. Аджей, закончив прямой эфир с фанатами, закрыл ноутбук и, выключив освещение, откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза. Гуров тревожить его не стал. Нервозное молчание между ними, с одной стороны, смутно беспокоило Гурова, с другой — удивительным образом успокаивало. Он хотел познакомиться с Аджеем Полонским и составить о нем личное мнение — художник предоставил ему такую возможность. Более того, искренне, не стараясь показаться лучше, чем он есть. В то время, как имел все средства пустить пыль в глаза и продолжить игру в «ангела». Гуров уже был уверен в том, что околорелигиозной темы в своем имидже Аджей не желал, и принадлежала она, скорее всего, одному из своры окружавших его менеджеров. Лик парня и способность бросаться на помощь без раздумий получили достойную огранку и засияли с такой силой, что поклонники в своем обожании глохли и слепли, охотно забывая, что за респиратором уличного живописца и под ослепительной, умопомрачительной красотой на рекламных буклетах скрывается живой человек.
Кстати о буклетах.
Гуров припомнил, что в листовке, дарованной ему промоутером в первый день приезда в Онейск, говорилось, что палаточный городок «Обетованный» находится в полутора часах езды на автобусе от центра. Листовка соврала. На указанном расстоянии от города началась только парковка. И размеры ее, на фоне безмятежного звездного неба и черного гребня леса на горизонте, могли привести в трепет кого угодно. В направлении же к самому городку, именовавшемуся вполне в духе фестиваля, виднелось оранжевое зарево, как от пожара.
«Зачем мне в эту преисподнюю, собственно, нужно? — думал Гуров, наблюдая за тем, как вдоль трассы появляются гуляющие компании, и «Вольво» въезжает в пульсирующее от басов облако света и звука. «Обетованный» был похож на озеро бурлящей лавы, разлитое по телу бархатной, полной ароматов хвои сосновой смолы и лунного света ночи. — Я ведь совсем не поклонник настолько буйных видов отдыха. Мне б на дачу к Крячко с Машей. Или максимум на море, в отель для семейных пар с детьми, где аниматоры одеты клоунами и можно погладить дельфина. Аджей молчит только потому, что я не задаю вопросов. А опыт подсказывает, что ответил бы он честно… Если я не окажусь журналистом. И если вопросы задать правильно».
Автомобиль, погасив фары и не включая света в салоне, проехал до той части лагеря, где было относительно тихо. Выбор водителя Гуров от всей души одобрил, ибо понимал, что стоило Полонскому явить свой светлый лик на входе, как толпы и давки было бы не избежать. Аджей проснулся, да и спал ли он, прикрыв идеальную футболку обычной синей кофтой с широким капюшоном и большим карманом на животе? Оксана на переднем сиденье безмятежно спала, привыкнув к подобному образу жизни рядом со звездой. Смеющиеся вереницы гуляк, обходящих лагерь вдоль трассы, сменились на деловитых одиночек. Гуров обратил внимание на идущую в противоположную им сторону девушку с длинными, распущенными волосами, совсем юную. Та же, заметив его взгляд, широко улыбнулась и приветственно задрала топик до самой шеи. Гуров отвернулся и заметил, что Аджей повторил его жест. Машина проехала еще несколько метров и встала. Полонский повернулся к Гурову и шепотом произнес:
— У меня сейчас выступления с вдохновляющими речами на большой сцене, потом на двух малых, каждая через час. В перерывах люди и автографы. Тут суета и освещение неровное, потому без охраны можно затеряться в толпе. Ты со мной пойдешь или сам побродишь?
— Я сам, спасибо, не хочу мешать тебе работать. Пропуск у меня есть, твой прямой номер Оксана мне дала, как договаривались.
— Хорошо. Ты о чем книжку пишешь, Лев?
Вопрос застал Гурова врасплох. Как ни странно, за все существование его легенды придумать, о чем именно будет его книга, он так и не додумался. На помощь пришли нетленные воспоминания о Стасе и его чувстве юмора.
— О смысле жизни, сущности любви и упадке нравов среди современной молодежи. У меня же бейсболка есть, Аджей. Нужна?
Художник в темных глубинах капюшона улыбнулся. И улыбка эта, неожиданно естественная, почти застенчивая, удивила Гурова. Он вдруг понял, что выходить под вспышки камер и приветственные крики толп кумир и идол совершенно не хочет. Аджей кивнул в знак благодарности, надел предложенный головной убор, натянул сверху капюшон.
— Тогда ты прибыл в нужное время и место, Лев. По кустам густым не ходи, а то рискуешь познакомиться с нравами современной молодежи ближе, чем хотел. Уверен, твоя книга станет бестселлером. Как я?
— Потянешь, ступай.
Он открыл дверь и бесшумно выскользнул в ночь. Гуров легко представил себе, как они со Стасом занимаются шашлыками, Мария и Наталья колдуют над салатами. А Аджей лежит в палисаднике под большой березой, прямо в траве, раскинув руки и ноги, любуется тем, как солнце играет в тонких ветвях и густой листве, как снуют туда-сюда по белой коре старого дерева муравьи. И вокруг на десятки километров нет ни единой живой души, знающей фамилию Полонский.
«Что ж, Гуров, пора вспомнить, что ты еще и на отдыхе, — сказал себе полковник, отгоняя сладкие видения об уюте, тишине и впечатлениях, не новых, а старых, хорошо знакомых, но от