здесь найти средство из нарывника?

Женщина принялась натирать стол с удвоенным рвением.

– Похоже, вы что-то напутали. Мы предлагаем только еду и напитки. Вы граф дон Вела, не так ли? Воскресший…

– Для этого мне пришлось бы сначала умереть, – повторил я в сотый раз. – Поскольку вы знаете, кто я, перефразирую свой вопрос: заходил ли сюда в последнее время мой брат Нагорно?

Хозяйка отвела взгляд и закусила губу. Возможно, Нагорно ей угрожал?

– Я облегчу вам задачу. Мой брат бывает здесь каждую пятницу и всегда водит наверх трех девушек. И щедро платит. Он когда-нибудь просил у вас кантариду?

– Судя по рассказам моих сестер, ваш брат не из тех, кто в этом нуждается. Не знаете, вернется ли он к нам теперь, будучи женатым человеком?

– Даже не сомневайтесь, он не изменяет привычкам.

По своей давней традиции, Нагорно каждую пятницу отдавал дань богине Венере вместе с тремя женщинами. В душе он всегда оставался язычником, и число три было для него священным. Нагорно, как и автор этих строк, цеплялся за свои ритуалы, подобно мху на стволе тысячелетнего дерева.

Я поднялся по лестнице, на всякий случай сжимая рукоять кинжала у пояса, и постучал в дверь. Скрипнули половицы, раздались быстрые шаги, и едва я отступил на шаг, как дверь распахнулась.

– Дьяго! – воскликнул мой кузен Гектор и тут же на пороге тепло обнял меня. Я ответил ему взаимностью. – Так и знал, что ты не умер. Но задержись ты еще немного, я отправился бы на поиски.

– Знаю.

Гектор Дикастильо был сеньором одной из деревень к югу от города. Наши семейные узы уходили корнями в глубь веков. В отличие от большинства дворян, Гектор не испытывал желания переезжать в Викторию, довольствуясь спокойной жизнью в маленьком замке в Кастильо.

Я сразу перешел к делу:

– Ты принес то, что я просил?

– Сначала объясни, что происходит и почему ты не пожелал встретиться в городе?

– Не хотел, чтобы ты столкнулся с Нагорно прежде, чем я расскажу, в чем дело.

– Я не пошел на свадебную церемонию из уважения к тебе. Женщина, с которой ты был обручен…

– Это в прошлом, – прервал я. – Теперь она его жена. Я попросил тебя о встрече в столь укромном месте, потому что хочу узнать, является ли письмо короля Санчо подделкой.

Я вручил сложенный лист Гектору; он в свою очередь достал из сумки пару свитков.

– Здесь у меня королевские грамоты, устанавливающие пошлины и другие налоги для жителей Кастильо.

– По-твоему, они написаны той же рукой?

Гектор развернул бумаги на соломенном тюфяке. То же самое я проделал с письмом, в котором сообщалось о моей смерти.

– Хризма[30] идентична. Крест с чертой и буква «Р». Буквы альфа и омега. Именно такой символ используется при дворе Наварры.

Он продолжил сравнивать два документа.

– «In nomine omnipotentis Dei, Ego Sancius Dei gratia, rex Navarre…»[31] Та же самая формула. А подпись чья? – Гектор заглянул в конец письма. – Его верного нотариуса Феррандо: «Ego quoque Ferrandus domini regis notaries eius iussione: han cartam scripsi et hoc Signum Feci»[32].

– Дьяго, это символ короля Санчо Мудрого. Имеется ли у него причина объявить тебя мертвым?

– Не знаю, но у меня нет желания ехать в Туделу и выяснять это. По крайней мере, сейчас.

– Почему?

– Во-первых, я боюсь, что он снова отправит меня с какой-нибудь миссией в дальние края или в крестовый поход, а я хочу спокойно пожить здесь, в Виктории. Во-вторых, в городе происходит что-то непонятное. Ползут слухи… Это не та процветающая Виктория, которую я оставил. И наконец нужно выяснить, кто убил графа де Маэсту.

– Ты намекаешь, что Нагорно было бы выгодно?..

– Нет. Даже мой брат не опустился бы до того, чтобы жениться на дочери графа и тут же его отравить.

Гектор неловко поднялся.

– Ты знаешь, я всегда защищал Нагорно, однако не одобряю того, что он делал в Виктории во время твоего отсутствия. Куда ни пойди – всюду жалобы. Рабочие, покинувшие Вильяфранка-де-Эстибалис из-за ссоры с монахами, теперь живут в предместье Сан-Мигель и стонут под гнетом налогов. Некоторые понятия не имеют, смогут ли заплатить мартовские подати.

– Знаю. В городе что-то назревает. Люди, всю жизнь прожившие в Вилье-де-Сусо, с подозрением смотрят на вновь прибывших. А богатые семьи выкидывают торговцев за ворота, словно пешек с шахматной доски. Мы должны их остановить, прежде чем опустеют оба района. Мне понадобятся союзники, Гектор. Лира меня поддерживает; она хочет мира в городе, как и я. Гуннар, как всегда, попытается усидеть на двух стульях, но не предаст Нагорно.

– Мы братья, в наших жилах течет одна кровь, – ответил Гектор. – Я на твоей стороне, только не забывай: города завоевывают и сдают, возводят и бросают. Цепь насилия тянется с незапамятных времен, и нам ее не остановить. Но семья незыблема.

– Никогда этого не забуду, Гектор.

Он встал с измятой постели и собрал свитки.

– Что ж, тогда пойдем, пока нас не обвинили в мужеложестве.

* * *

Выйдя из таверны, я заметил во дворе паренька со скошенным подбородком и копной светлых волос. Он развлекался тем, что бросал небольшой топорик в тюк соломы. В тот день я уже видел такой подбородок.

– Ты сын одной из хозяек, верно?

– Я Лопе, господин. Моя мать Астонга управляет делами. Вы тоже хотите послушать ее историю?

Я подошел ближе. Во время нашего разговора парень продолжал бросать топор, демонстрируя похвальную меткость. Он напомнил мне Гуннара в юности, пока тот еще не превратился в гиганта.

– Какую историю? – спросил я без особого интереса.

– О том, как ей отрезали нос.

– Позволь, угадаю: ее наказали за воровство. Я уже видел подобное. В Кастилии и Леоне вор теряет руку; в тавернах на Пути Сантьяго наказание более суровое: Римская церковь не хочет распространения слухов о том, что на дороге опасно.

– Видать, вы много путешествовали.

– Все так и было?

– Хотите знать правду?

– Конечно. В последнее время вокруг слишком много лжи.

– Обычная история про бедняков. Вам, наверное, доводилось такие слыхать. Дед с бабкой держали таверну на Пути паломников. Они рано умерли от карбункула[33], оставив семь дочерей. Моей матери, старшей, в двенадцать лет пришлось присматривать за сестрами. Однажды, пользуясь ее доверчивостью, компания пьяных наваррских солдат во главе со своим сеньором съели всю провизию, а платить отказались. Этот господин также позволял себе вольности с младшей сестрой