Шрифт:
Закладка:
– Почему не начали раньше? – спросил я у Милан с порога.
– Мы услышали голос Ойаны и некоторое время решали, как лучше снести стену, чтобы не задеть девочек. Пожарные не рискнули использовать таран: вдруг внутри мало места… Крики затихли двадцать три минуты назад. Дурной знак. Медики готовы сразу же отвезти их в больницу. Надеюсь, мы не опоздали.
Перед тем как возобновить работу, двое пожарных окликнули сестер, но ответа не последовало. Тогда они начали бить кувалдами по стене, и с каждым ударом я нервничал все больше.
«Давайте, они нужны нам живыми», – думал я, словно мое стремление их спасти могло облегчить тяжесть ситуации.
Удары эхом разносились по комнате. Обломки кирпичей летели под ноги. Мне следовало отойти подальше, но я отчаянно хотел прыгнуть в дыру и как можно быстрее вытащить бедных девочек.
«Обет тьмы…» Кому могло прийти в голову подобное? Я годами изучал худшие стороны человеческой души по книгам и на курсах для психологов-криминалистов. Разные способы, жуткие преступления… Но я не мог припомнить ни одного случая замуровывания за всю новейшую историю мировой криминологии. По крайней мере, за последние сто лет. Никто не убивал подобным образом. Почему сейчас? Или преступник подражает роману?
Невозможно: даты не совпадали.
Сестры Найера исчезли за пару недель до публикации. Для любого профайлера это был существенный факт: он позволял исключить всех, кто прочел книгу после ее выхода. Если преступление все-таки связано с романом, число подозреваемых сводится к ограниченному кругу людей, которые могли ознакомиться с рукописью заранее.
Проклятый шум. Проклятая медлительность. Наконец я не выдержал и, схватив кувалду, бросился помогать пожарным. Не знаю, сколько голосов призывали меня остановиться, не лезть, говорили, что это опасно для девочек, что… К черту.
Я не был готов к тому, что увидел.
У моих ног лежал труп, покрытый красной пылью. Труп девушки, заморенной голодом, на поздней стадии разложения. Вероятно, она умерла несколько дней назад. Вонь стояла невыносимая. Я побежал в недостроенный туалет, где меня вырвало. Даже сильный запах ментола не мог заглушить зловоние смерти.
Несмотря на отвращение и рвотные позывы, я сделал глубокий вдох и вернулся к пролому в стене. Двое пожарных всё еще разбирали мусор. Вошел один из медиков, хотя проверять пульс у трупа не было необходимости.
Однако имелась и хорошая новость. Луч фонарика высветил девочку в углу. И вроде бы она шевельнулась.
Я подскочил к бесформенному комочку, прижавшемуся к стене: только одежда и копна густых спутанных волос до талии. Она пыталась накрыться парой грубых полиэтиленовых мешков. Ойана, младшая сестра.
Мы вытащили девочку из заполненного экскрементами склепа, и медики начали реанимировать ее прямо на полу квартиры. Семеро взрослых с ужасом наблюдали за мешочком костей, который едва реагировал на попытки привести его в чувство. Казалось, мы опоздали.
Затем произошло чудо.
Изможденная голодом, покрытая красной кирпичной пылью девочка начала кашлять и задышала. Еле слышно, почти незаметно. Ей надели кислородную маску и положили на носилки. Любой мог бы поднять ее одной рукой.
После того как Ойану вынесли, нас окружила плотная тишина и запах трупа ее сестры. У полудюжины отчаявшихся стражей порядка почти не осталось сил продолжать работу в этой гробнице.
12. Таверна «Ла Романа»
Дьяго Вела
Зима, 1192 год от Рождества Христова
Оннека подошла ближе, зачарованно глядя на великолепную золотистую кобылу.
– Никогда не видела такого красивого животного. Как она попала в город?
– Их разводят в землях Альмохадов[29]. Я велел привезти Ольбию в качестве свадебного подарка, но его пришлось отложить из-за похорон твоего отца. Когда я проснулся на рассвете, твоя половина постели уже остыла, и я решил, что ты примеряешь коньки – подарок кузена Гуннара.
– Ольбия… – прошептала Оннека, с благоговением поглаживая блестящую гриву.
Мой брат довольно улыбнулся. До настоящего момента я не задумывался о том, что их сблизило, кроме удобного брака.
– Тут целая история, – продолжил Нагорно самым пленительным тоном. – Помнишь, в летописи, что я тебе подарил, Геродот упоминает скифскую колонию? Ольбия – имя опытной наездницы, такой же, как и вы, моя госпожа. Она была кровожадной предводительницей и умела на скаку стрелять из лука, а кроме того, владела кнутом и акинаком, изогнутым скифским мечом.
– Ты слишком увлечен идеей войны, брат, – вмешался я. – Оннеке вряд ли придется размахивать мечом.
– Она не похожа на наших северных лошадей, – сказала Оннека, пропустив мое замечание мимо ушей.
– Ольбия из породы аргамаков. Их разводили далеко отсюда, в землях тюрков, еще до пришествия Христа. Она – прямой потомок коня Александра Македонского.
– Буцефала?
– Верно. – Нагорно довольно улыбнулся. – Теперь она твоя. Возвращайся в город верхом, если хочешь; я пойду рядом.
– Поедем вдвоем, – предложила Оннека.
– Приглядись. Она совсем не похожа на местных лошадей. Ольбия – королева, и к ней следует относиться с уважением, подобающим ее родословной. – Нагорно послал мне предостерегающий взгляд.
Я кивнул, не желая вступать в спор.
– Пожалуй, прогуляюсь в «Ла Роману».
– Заниматься развратом, брат? Ты так жаждешь любви?
Вместо ответа я ограничился улыбкой. Меня ждало расследование и назначенная встреча с одним из немногих родственников, которому я доверил бы свою жизнь.
Вообще-то в прошлом мне неоднократно случалось это делать.
Оннека тоже ждала моего ответа – безрезультатно.
– Встретимся позже в зале совета, Нагорно. Я вызвал нотариуса; алькальд и еще несколько человек подтвердят, что я по-прежнему дышу и готов вернуть себе титул, который ты в мое отсутствие так ревностно оберегал… Господь свидетель, я тебе за это благодарен. Дорогая невестка… – Я почтительно склонил голову, а затем, поправив штаны, зашагал на север по нетронутому снегу.
* * *
Таверна «Ла Романа» служила временным пристанищем для паломников из Гипускоа, Аквитании и Наварры. Постоялый двор также был известен своей не столь благотворительной, зато куда более доходной деятельностью. Он несколько раз переходил из рук в руки; порой здесь разгорались нешуточные стычки, и даже хозяин не был застрахован от ножевого ранения.
Накануне отъезда я объявил публичные дома в городе вне закона, поэтому не ждал в таверне теплого приема.
Проходя мимо конюшен, я заметил у стены подвыпившего фермера, перед которым на коленях стояла пышнотелая девица. Похоже, они решили не терять времени даром.
Внутри женщина без носа и со скошенным подбородком убирала со столов.
– Вам вина? – спросила она, едва удостоив меня взглядом.
– Я ищу старого друга. Меня кто-нибудь ждет наверху?
– Поднимайтесь, уже оплачено.
– Хорошо. Пускай нас не беспокоят. Хотя… Не подскажете, где