Шрифт:
Закладка:
* * *
Если разобраться, то спать мне было нельзя.
Ну, то есть, вообще нельзя. Пока ты спишь, хронодиверсант качается и точит свой кинжал и все такое… Но не спать человек в принципе не может, организму нужен отдых, а мозгу — перезагрузка. Я действительно сплю очень чутко, это у меня профессиональная деформация, отголосок былых времен, и в экстренных ситуациях я способен просыпаться за несколько секунд до того, как появившаяся опасность начинает угрожать моей жизни.
Не спрашивайте меня, как это работает. Может быть, дело в опыте, может быть, дело в инстинктах, а может быть, это что-то врожденное.
Вот и сейчас проснулся я за несколько секунд до, от какого-то неясного чувства тревоги, и глаза мои еще не успели толком открыться, как рука уже потянулась к пистолету.
И остановилась на полпути, когда я осознал, что на самом деле мне угрожает.
От этой пули было не увернуться.
— Здравствуйте, Василий, — если бы яд в женском голосе мог убивать, эту фразу можно было бы использовать, как оружие массового поражения.
— Иванович, — машинально добавил я. — Здравствуйте, Надежда Анатольевна.
Глава 36
Присутствовало все-таки в этой женщине какое-то инфернальное начало.
Как она меня узнала, машина-то ведь другая, а людей с моей прической в Люберцах толпы. Как она меня вообще заметила? Может быть, она какой-нибудь суперзлодей или киборг с внутренней системой распознавания «свой-чужой» и улучшенным наведением?
— Совершенно не удивлена вас тут встретить, — сказала она. — Еще классики говорили, что преступника всегда тянет на место преступления.
И что же, интересно, она мне инкриминировала? За свою не такую уж и долгую, но довольно бурную жизнь я совершил некоторое количество преступлений, однако не мог припомнить ни одного, имевшего места в стенах этой школы.
Но оправдываться было глупо, тем более что вряд ли Надежда Анатольевна способна воспринимать рациональные аргументы.
— Я всего лишь решил зайти на педсовет, который вы собрали ради меня, — сказал я, мило улыбаясь. Ну, то есть, это я думал, что я мило улыбаюсь, она-то наверняка расценила мою гримасу, как хищную ухмылку. Или коварную, тут уж ей видней.
— Вы немного опоздали, Василий, — ядовито сказала она.
— Иванович. Всего-то на пару лет, с кем не бывает. Или у вас там действительно было что-то срочное?
— И где же вы пропадали эти четыре года? — поинтересовалась она. — Не утруждайте себя ответом, я сама догадаюсь. В местах не столь отдаленных, наверное? Там, где колючая проволока и пулеметчики на вышках?
А чего тогда в школу милиция не приходила, характеристики с места работы не требовала? Или кто-то все-таки приходил, в рамках расследования инцидента с Шубиным, и она свои выводы не на совсем ровном месте делает?
Расценив мое молчание, как знак согласия, Надежда Анатольевна ринулась дальше.
— А сюда вы, вероятно, приехали, чтобы трудовую забрать?
— И еще кое-каких шмоток по мелочи, — сказал я. Поскольку спорить с ней было бессмысленно, я решил поддержать ее версию. Может быть, быстрее отвяжется.
— Давно освободились?
— Вчера, — сказал я.
— И, судя по новой машине, братва по этому поводу сделала вам подгон? Или как это у вас там называется?
— Так и называется, — подтвердил я.
Тем более, что в широком смысле она была права. Машина была действительно новой, и это действительно был подгон от братвы, пусть и по несколько другому поводу.
— А я ведь с самого начала знала, что с вами что-то не так, — заявила Надежда Анатольевна. — За рэкет, наверное, сидели? Вымогательство в составе ОПГ?
— Нет, за двойное убийство, — сказал я, поднимая градус неадекватности. — Топором.
— Тогда вы что-то рано вышли…
— Мохнатая лапа наверху помогла, — пояснил я. — Сращивание политики и криминала, коррупция в верхних эшелонах власти, все такое, сами понимаете. Производитель топора, опять же, подсуетился…
Несмотря на все свои недостатки, Надежда Анатольевна была все-таки женщиной неглупой и до нее наконец-то дошло, что я над ней издеваюсь. Она чопорно поджала губы и смерила меня еще одним взглядом, который был призван меня пристыдить, вогнать в краску, морально раздавить и в конце концов испепелить к чертовой матери.
Я снова улыбнулся.
— За трудовой зайдете завтра, заодно приказ об увольнении заберете, — сказала она. — И перестаньте тут околачиваться, Василий.
— Иванович.
Она пошла по улице прочь, и даже спина ее выражала надменность и презрение. Железный человек старой закалки. В две тысячи девятнадцатом таких уже не было, наверное. А если и были, то жизнь меня с ними не сталкивала.
Но встреча с завучем все равно вселила в меня надежду. Если она до сих пор в школе, может быть, здесь вообще ничего не изменилось. Хотя это и вилами по воде писано, в конце концов, куда она пойдет в своем возрасте и со своим багажом? А Ирина со знанием языков могла устроиться и получше. Переводчицей, например, или еще кем-нибудь…
Мысль о том, что при своих внешних данных Ирина в эти смутные времена могла бы устроиться секретаршей при очередном нуворише или еще кем-нибудь в этом роде, я старался гнать от себя подальше.
— Чапай?
Вот же ж, а? Вот какого черта? Он-то с какого перепуга тут нарисовался?
Но тут этикет требовал другого подхода, и мне пришлось вылезти из машины, шагнув ему навстречу.
— А я смотрю, ты, не ты, а это ты, — радостно сказал Тимур, стискивая мою руку в своей.
Выглядел он… ну, неплохо. Даже шрамов не осталось.
— Ты куда пропадал-то снова? Мы уж тут с пацанами всякое стали думать, да и слухи ходили нехорошие…
— Командировка, — туманно сказал я. — А слухи о моей смерти, как обычно, несколько преувеличены.
— Загадочен, как всегда, — сказал Тимур. — Совсем не изменился.
Я пожал плечами. Всего-то четыре года прошло, с чего бы мне измениться? Тимур, кстати, тоже не особо от своей прошлой версии отличался.
— Давно вернулся?
— Вчера, — сказал я.
— Э…. — сказал Тимур. — Странное совпадение.
— Не понимаю, о чем ты.
— Ночью шухер в городе был, — сказал он. — Со стрельбой, с трупами. Сейчас, конечно,