— Спасибо, — я взял ключи.

— Тачка нужна?

— Что за аттракцион невиданной щедрости?

— Ну и ходи пешком, как дурак, — сказал он.

— А какая тачка-то? — поинтересовался я.

— Свою не отдам, не мечтай, — хмыкнул Петруха. — Есть «девятка» модного цвета «мокрый асфальт». Магнитола, люк, все дела, нормальная пацанская машина, как сейчас принято говорить. А если разобьешь, ну или там взорвут, то не особо и жалко.

— Тоже из кармана достанешь?

— Не, она тут, за углом стоит, — сказал Петруха. — Я, знаешь ли, Чапай, кое-какие уроки из этой жизни вынес. Ты можешь быть сколько угодно героем и подвижником, но без нормальной материальной базы тебе кранты. А я знал, что если когда-нибудь ты из своей командировки прикатишь, то будешь гол, как сокол, вот и подготовился на всякий случай.

Я прямо Золушкой перед балом себя почувствовал, разве что вместо феи меня осыпал дарами отставной гэбэшник и уважаемый ныне бизнесмен. Главным преимуществом его даров перед подгонами феи был тот факт, что в полночь они не превратятся в тыкву.

Принимать столь щедрые подарки я не привык, мне никогда в жизни ничего такого не предлагали, и не хотелось влезать в долги, но выбор был невелик. Или так, или ночевать под мостом, ходить на своих двоих, по крайней мере, первое время, и отмахиваться от валящихся на голову хронодиверсантов голыми кулаками, зато испытывая при этом чувство морального превосходства.

— Не парься, — посоветовал Петруха, прочувствовав момент. — Во-первых, все это стоит сущие копейки, а во-вторых, как перестанет быть нужно, отдашь.

— Идет, — сказал я. — Спасибо, буду должен.

— И снова не парься, — сказал Петруха. — Это всего лишь необходимый набор инструментов. Как мастеру без инструментов работать?

— Не такой уж я и мастер, — сказал я.

— Угу, — сказал Петруха. — Я уже видел, какой ты не мастер. Выманил хронодиверсанта, чего всему нашему отделу уже лет десять, как не удавалось, и потом еще и в портал за ним сиганул. И, что характерно, не просто сиганул, а еще и путь назад сумел найти.

— В последнем моей заслуги нет, — сказал я и объяснил Петрухе, как это работает. Ну, про то, что каждый человек к своему времени привязан и еще немного той байды, что мне дед Егор на уши навесил.

— Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд, — сказал Петруха. — С другой стороны, это объясняет почему провальни у нас после своей смерти в своем времени появляются. Типа, отвязались они. Ты, кстати, как помер?

— Никак.

— Не помнишь, значит. Защитная реакция психики, получается.

— Да не помирал я. Не было к этому никаких предпосылок.

— Типа, как и сейчас?

— Вообще не похоже, — сказал я. — Я был простым школьным учителем и все конфликтные ситуации разрешались при помощи завуча или вызова родителей в школу.

— А что-нибудь из прошлого? Какой-нибудь незакрытый счет или…

— Я по всем счетам расплатился.

— Так не бывает, — сказал Петруха.

— И тем не менее.

— Ладно, черт с ним, — сказал он. — Не так уж это и важно. Может быть, еще вспомнишь.

— Нечего там вспоминать.

— Как скажешь. Здесь что делать планируешь?

— Надо осмотреться хотя бы пару дней, — сказал я. — А дальше по ситуации.

— Допустим, ситуация останется стабильной, и никто больше не попытается тебя убить, что, конечно, маловероятно, но чем черт не шутит. Что тогда будешь делать?

— Обустраиваться, — сказал я.

Он кивнул.

Было очевидно, что ни он, ни я в такой вариант не верили.

— До вчерашнего дня, то есть, до сегодняшнего, пока Виталик не позвонил с вестями о твоем возвращении, я думал, что в восемьдесят девятом тебя хотели убрать именно из-за Шубина, — сказал Петруха. — Но та ситуация уже давно закончилась, а от тебя все равно хотят избавиться. Не подскажешь, почему?

— Сам бы хотел знать, — вздохнул я.

— Надо мне тебя с человечком одним познакомить, —сказал Петруха без всякой связи с предыдущим. — Может быть, он что-нибудь присоветует.

— Что за человечек?

— Эксперт, — сказал Петруха. — Профессор, когда-то работал на комитет по нашей линии. Исследования пространственно-временного континуума, опасность возникновения хронопарадоксов и все такое. Хорошо в таких делах соображал.

— Так он сейчас, наверное, джинсами на рынке торгует, — сказал я.

После развала союза и плановой экономики эта участь постигла многих светил науки.

— Не тот случай, — сказал Петруха. — То есть, конечно, там тоже все просело, но в первые годы лабораторию он каким-то чудом сохранил, чисто на энтузиазме, скорее всего, а потом и я ему денег стал подкидывать.

— И в чем твой интерес?

— Даже в наше время не все меряется исключительно выгодой, Чапай, — сказал Петруха. — Я помню, где я работал и какое дело делал, пусть даже страна решила, что теперь ей это все не нужно.

— Но ты так не думаешь?

— В смысле, что не нужно? Нет, не думаю, — сказал Петруха. — Все, конечно, пошло по бороде, но хронопидоры до сих пор ходят среди нас. Конечно, некоторая часть вполне приличные и благовоспитанные хронопидоры, но кто-то наверняка по-прежнему злоумышляет, и теперь это никто не контролирует.

— Может быть, кто-то и контролирует, — сказал я.

— Но это не мы, — сказал Петруха. — И мы понятия не имеем, с какими целями они это контролируют. Может быть, они хотят сделать еще хуже.

В его словах был определенный резон, особенно с высоты открывшихся мне в будущем знаний, ведь для кого-то из потомков «хуже здесь» могло означать «единственный вариант пережить хроношторм там». И пофиг на то, что на самом деле они могут толкать человечество по неоптимальному пути.

Они-то сами другого пути не знают.

— Когда можно поговорить с этим твоим экспертом? — особых надежд на эту беседу я не питал, но все же нелишне пообщаться с человеком в теме. Вдруг и посоветует что-нибудь умное.

— Это не так быстро, — сказал Петруха. — Думаю, день-два, у него там график, у меня тоже график, мать