бортов «Зоркой», как юный морской змей, поднимая фонтаны брызг. Ястреб присоединился к нему и поплыл сильными, уверенными гребками. Послушно прикрывая их, «Зоркая» ждала пловцов, похожая на белокрылую чайку на сияющей воде. Серебристая рыбка выскочила из воды в воздух, и Аррен пустился за нею вдогонку; она нырнула, снова выскочила, полетела по воздуху и, преследуемая им, шлепнулась в море.

Гибкий, с золотой кожей мальчик играл и нежился в море до тех пор, пока солнце не склонилось к самой поверхности воды. Все это время маг, темный и худощавый, с характерной для его возраста сдержанностью движений и экономией слов, то плыл рядом с ним, то выправлял курс лодки, поднимая или опуская парус, со спокойной нежностью наблюдая за плавающим мальчиком и летающими рыбами.

Позднее, когда начало смеркаться, они съели по большому куску соленого мяса с сухарями, и Аррен почувствовал, что его клонит в сон.

— Куда мы сейчас плывем? — спросил он.

— К Лорбанери, — ответил Ястреб, и эти тихие слоги, не несущие в себе никакого явного смысла, были последним словом, которое Аррен слышал в ту ночь, прежде чем увидел первый непонятный и причудливый сон. Ему снилось, что он идет по какому-то мягкому, бледно-окрашенному веществу, вроде материи: лоскутам и нитям розового, золотистого, нежно-лазурного цветов, и испытывает при этом странное удовольствие. Кто-то говорит ему: «Это и есть шелковые поля Лорбанери, куда никогда не опускается тьма». Но позднее, когда ночь шла к концу и на весеннем небе почему-то засияли осенние звезды, ему приснилось, что он попал в какой-то разрушенный дом. Там было странно сухо, все покрыто пылью и затянуто изорванной, пропыленной паутиной. Ноги Аррена запутались в этой паутине, она забивалась в рот и в ноздри, мешая дышать. И еще более тяжкое потрясение, жуткий ужас ожидали его, когда он вдруг начал узнавать этот высокий разрушенный зал — в этом зале он завтракал вместе с Учителями в Большом Доме на Роке.

Аррен проснулся в холодном поту от ужаса, сердце тяжело билось в груди, ноги неудобно притиснулись к гребной скамье и затекли. Он сел, стараясь поскорее выбраться из недоброго сна. На востоке еще не светало; только чуть-чуть намечался какой-то просвет. Мачта поскрипывала, парус, все еще туго натянутый под северо-восточным бризом, слабо мерцал где-то высоко над его головой. На корме спал его спутник — спокойным, здоровым и тихим сном. Аррен снова лег и погрузился в дремоту, пока ясный дневной свет не разбудил его.

В этот день море было голубее и спокойнее, чем он мог себе когда-либо вообразить, а вода такая ласковая и чистая, что плавание в ней напоминало полет в воздухе; это было странное ощущение, и порою он спрашивал себя, не во сне ли это с ним происходит.

Примерно в полдень он спросил:

— Скажи, Ястреб, волшебники считаются с тем, что видят во сне?

Ястреб ловил рыбу и очень внимательно следил за леской. Спустя довольно долгое время он отозвался:

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Я хотел бы знать, есть ли в них хоть крупица правды.

— Конечно, есть.

— Могут ли они предсказывать будущее?

Но тут у мага клюнуло, и спустя десять минут, когда он втащил в лодку свой завтрак — великолепного серебристо-голубого морского окуня, он, похоже, уже совершенно забыл про этот вопрос.

Ближе к вечеру, когда путешественники лениво нежились под тентом, который натянули, чтобы найти хоть какое-то укрытие от беспощадного солнца, Аррен спросил:

— А что мы будем искать на Лорбанери?

— То, что мы ищем, — отвечал Ястреб.

— У нас на Энладе, — сказал Аррен спустя некоторое время, — рассказывают басню о мальчике, чьим школьным учителем был камень.

— А… — рассеянно отозвался маг и немного погодя спросил: — И чему же он учил?

— Не задавать вопросов.

Ястреб фыркнул, как бы подавляя смех, и сел.

— Отлично! — сказал он. — Хотя, если бы я действительно знал ответы на вопросы, я молчанию предпочел бы ораторское искусство. Вот, например, почему больше в городе Хорте не творится магия, точно так же, как и в Нарведуэне, а может быть, и по всем Просторам? Ведь именно это мы стараемся узнать, не так ли?

— Это.

— Ты знаешь старую пословицу: «Все законы меняются в Просторах»? Она пошла от моряков, но ее употребляют и волшебники, поскольку правила волшебства зависят от места. Заклинание, правильное на Роке, на Иффише может оказаться простым набором слов. Но на Архипелаге многие уже вообще не помнят Язык Созидания — а кое-где помнят, но не весь: здесь одно слово, там другое. И искусство плетения чар неразрывно связано с землей и водой, с ветром, с лучами солнца и с тем местом, где употребляют магию. Мне как-то пришлось заплыть на восток так далеко, что ни ветер, ни вода не внимали моим велениям, не зная своих истинных имен — а может быть, скорее всего это я их не знал. Ибо мир очень велик, и Открытое Море простирается во всех направлениях за пределы того, что мы знаем; кроме того, за нашим миром есть иные миры. Над этими безднами пространства и перед бесконечной протяженностью времени вряд ли, я думаю, есть хотя бы одно слово, которое везде и всегда хранило бы свой смысл и заключенную в нем силу; разве что таковым было Первое Слово, которое изрек Сегой, сотворивший все, или Последнее Слово, которое еще не было сказано и не будет сказано до тех пор, пока все сотворенное не станет небывшим… Так, даже внутри земель нашего Земноморья мы знаем такие маленькие острова, где все не так, как везде, где есть какие-то тайны и перемены. И таких островов больше всего в Южном Просторе; они нам почти неизвестны, и там множество неразгаданных тайн. Мало кто из волшебников Внутренних земель знаком с народами Юга. Они не очень-то радушно встречают волшебников, потому что имеют — как считается — некую собственную магию. Но все это так неясно и неопределенно, что ничего конкретного о магии Южных Просторов мы не знаем. Но, возможно, здесь вообще никогда как следует не знали искусства магии, потому что не вполне его понимали. Поэтому, если кто-то захочет разрушить магию на Юге, то ему это легко сделать, и она ослабеет здесь скорее, чем наше волшебство во Внутренних Странах. И вот мы уже слышим рассказы о неудачах магии на