— Не беспокойся, со мной все в порядке, мне уже лучше…

Легкая лихорадка пришла на смену ознобу, который раньше мучил Аррена, и он действительно чувствовал себя лучше; хотя тело было вялым и слабым, но мысли легко переходили от одного предмета к другому.

— Когда ты очнулся? — спросил он. — Я имею в виду — после того, как я убежал? И что случилось с Зайцем?

— Я проснулся, когда уже светало. К счастью, у меня оказалась крепкая голова: вот тут, позади уха, у меня шишка и рана — как разрез на огурце. Я ушел и оставил Зайца досматривать свой сон после приема наркотика.

— Я не смог устеречь…

— Но когда очнулся, не спасовал.

— Нет, — в нерешительности сказал Аррен. — Я… я был…

— Ты был впереди меня. Я видел тебя. — Ястреб говорил каким-то незнакомым тоном. — Тогда-то они заползли и оглушили нас ударами по голове, как ягнят на бойне, забрали золото, добрую одежду, взяли раба, пригодного для продажи, и ушли. Это ведь за тобой они явились, мальчик. Тебя бы продали какому-нибудь фермеру на Амрунском рынке.

— Они стукнули меня недостаточно крепко. Я очнулся. Я побежал, чтобы заставить их гнаться за мной. Я рассыпал их добычу по улице, перед тем как они загнали меня в угол, — говорил Аррен, и глаза его блестели.

— Ты очнулся, когда они были там — и убежал? Почему?

— Чтобы увести их от тебя. — Удивление в голосе Ястреба больно уязвило гордыню Аррена, и он с яростью добавил: — Я подумал, что они явились за тобой. И что они хотят убить тебя. Поэтому я схватил их мешок, чтобы они бросились за мной, и заорал, чтобы разбудить тебя, и побежал. А они погнались за мной.

— Ну да — они побежали.

Это все, что сказал Ястреб — и ни слова похвалы, хотя некоторое время он сидел, о чем-то задумавшись. Потом спросил:

— А тебе не пришло в голову, что я был уже мертв?

— Нет.

— Понимаешь, самое надежное в их деле — сначала убить, а потом уже грабить.

— Об этом я не подумал. Я думал лишь о том, как бы побыстрее увести их от тебя.

— Почему?

— Потому что ты мог бы защитить нас обоих, избавиться от них, если бы получил время прийти в себя. Или по крайней мере избавиться от них самому. Я стоял на страже и не справился со своим делом. Поэтому решил исправить то, что натворил. Ведь я должен был охранять тебя. Твоя жизнь — это единственное, что имело значение. А я обязан стоять на страже или делать что-то другое, что тебе понадобится. Ведь ты главный, ты решаешь, куда идти и что делать, чтобы исправить ту беду.

— Вот как? — сказал маг. — Я и сам думал о себе так — вплоть до прошлой ночи. А теперь я понял, что не веду, а сопровождаю — сопровождаю тебя, мой мальчик. — Голос его был холоден и, может быть, чуть ироничен.

Аррен не знал, что сказать. Честно говоря, он был в полном замешательстве. Он думал, что его вина — заснуть или впасть в транс, находясь на посту — едва ли может быть заглажена его подвигом — попыткой увести грабителей от Ястреба: теперь все выглядело так, что его поступок был просто глупостью, в то время как впасть в транс в самый неподходящий момент — удивительно умно…

— Мне очень жаль, господин мой, — произнес он наконец непослушными губами, потому что он готов был заплакать, не в силах совладеть с собой, — что я подвел тебя. А ты спас мне жизнь…

— А ты, возможно, спас меня, — жестко сказал маг. — Кто знает? Они могли бы полоснуть мне по горлу, перед тем как уйти. Не будем больше говорить об этом, Аррен. Я рад, что ты снова со мной.

Он направился к ящику с вещами, зажег маленькую железную печку, которую топили углем, и начал что-то делать. Аррен лежал и смотрел на звезды; он успокоился, и мысли его перестали беспорядочно метаться. И тогда он, не соглашаясь с Ястребом, начал перебирать в уме прошедшие события. Да, он сделал то, что сделал, и Ястреб принял все как есть. «Я не караю», — сказал он вчера Эгру. Значит, он и не награждает. Но маг поспешил за Арреном через все море, применил всю свою волшебную силу, чтобы спасти его, и наверняка сделает так и впредь, если случится нечто подобное. На него можно положиться.

Он достоин и той любви, которую отдал ему Аррен, и полного доверия. Но самое главное — он тоже доверял Аррену. И признал, что Аррен поступил правильно.

Ястреб подошел и подал Аррену чашку горячего вина, от которого шел пар.

— Я думаю, вино поможет тебе уснуть, — сказал он. — Осторожнее, не обожги язык.

— Откуда взялось вино? Я ни разу не видел в лодке винного бурдюка…

— На «Зоркой» есть кое-что, кроме того, что сразу попадается на глаза, — сказал Ястреб, садясь возле него, и Аррен услышал смешок, короткий и почти беззвучный.

Аррен сел и выпил вино. Оно было замечательное, взбадривало и тело, и душу.

Мальчик спросил:

— Куда мы теперь плывем?

— На запад.

— А куда ты ходил с Зайцем?

— В темноту. Я не упускал его из виду, но он сам заблудился. Он бродил у внешних границ, в безбрежной пустоши бреда и ночных кошмаров. Душа его пищала, как птица, облетая эти унылые и страшные места: так кричит чайка, залетевшая далеко в море. Проводник из него никудышный. Он постоянно сбивался с пути. Ибо, несмотря на колдовское искусство, он никогда не видел дороги впереди себя. Он видел только себя.

Аррен ничего не понял, да теперь ему и не хотелось ничего понимать. Он и сам, вовлеченный в эту «темноту», успел пройти немного по тому «пути», о котором говорил волшебник, но вспоминать об этом не хотелось. И спать ему не хотелось потому, что он боялся, как бы не увидеть снова во сне ту темную фигуру, которая протягивает из тени жемчужину и шепчет: «Иди!»

— Господин мой, — сказал он, потому что память вдруг резко