И то скорее не в беге, а в единоборствах или в тяжелой атлетике. Остальные двое, Султанов и Мерцлин, слабосильные, особенно Роман.

– Ты еще Селиверстова забыл, – напомнил Гуров.

– Да, верно, Виктора Дмитриевича я и забыл. Но он все-таки мужик возрастной. Конечно, он этой своей гимнастикой занимается, но она скорее развивает гибкость, подвижность, а на работу сердца или органов дыхания особо не влияет. Ну что, я вам всех описал?

– Да, теперь у меня имеется полная картина спортивных талантов здешних обитателей, – улыбнулся Гуров. – Могу хоть сейчас сборную составлять.

– Успеем, можем и сборную составить, – заметил на это водитель Илья. – А пока скажите – не здесь ли вы хотели одну камеру установить?

– Да, одну точно здесь, – согласился Гуров. – Вон он, тот куст, за которым кто-то проделал дыру в заборе. Дыру ты заварил, а теперь и весь участок надо взять под наблюдение. Только я не вижу, куда здесь можно повесить камеру. Фонарного столба здесь нет…

– Да, правильным решением было бы поставить здесь фонарный столб, а на него повесить камеру, – заявил Ордынцев. – Но против столбов Ирина Васильевна категорически возражает. В результате у нас все освещение в парке – это маленькие фонарики вдоль дорожек. Что поделать – хозяйке так нравится…

– Кажется, я видел в сарае у Егора Васильевича металлические трубы небольшого диаметра, – заметил Гуров. – Скорее всего, их для полива используют. Но ввиду чрезвычайных обстоятельств я их конфискую для нужд безопасности. Давай, Илья, сходи в сарай, принеси эти трубы да заодно пару лопат. Если трубы не удастся свинтить, мы их сварим и получим столб нужной высоты. На него и повесим камеру.

Водитель сходил в сарай, принес требуемые трубы, две из них удалось свинтить вместе, и получилась стойка высотой три метра. На ней укрепили камеру, которая охватывала участок ограды протяженностью около ста метров, а заодно еще и приличный кусок парка.

Оттуда они направились в самый дальний угол поместья, где вообще не было никакого наблюдения. Здесь камеру удалось пристроить на стоящий неподалеку кипарис. Получилось очень удачно: камера на дереве была почти не видна, она не портила внешний вид парка, зато сама давала прекрасный обзор. Так, одну за другой, они повесили еще две камеры, когда в кармане у сыщика зазвонил телефон. Оказалось, что его зовут к столу – пришло время обеда.

– Что ж, объявим перерыв, – сказал Гуров. – Ты, Илья, как я понял, сейчас тоже пойдешь обедать. А ты, Марат, можешь использовать время для сна – если умеешь быстро засыпать. И, наверно, я тебя сегодня больше не буду тревожить – остальную работу мы с твоим напарником проделаем, когда он сдаст смену.

– Засну я быстро, тут вы не беспокойтесь, – отвечал Ордынцев. – Эта привычка у меня еще со службы осталась. А вот с Костей вам работать будет не так ловко, как со мной. Он утруждать себя не любит…

Таким образом, Гуров и Илья направились в дом. Когда сыщик вошел в столовую, там уже сидели все обитатели поместья, кроме тех, кто ушел в поход. Гуров занял свое место, повар Григорий разлил суп из черепахи – украшение сегодняшнего обеда, и все приступили к еде.

– А вы, Лев Иванович, оказывается, удивительно скромный человек, – произнес Виктор Селиверстов, отрываясь от супа. – Не сказали мне буквально ни слова о том, что случилось сегодня на тропе. Хорошо, что Петр Никитич не такой скрытный. Он нам рассказал, как вы его спасли от верной смерти.

– Да, Петр сообщил о вашей роли в том, что он остался жив, – сказала Ирина Вершинина.

Она сидела рядом с мужем, забыв о еде, и глядела на Гурова во все глаза.

– Это был счастливый день, когда Петр надумал пригласить вас в наш дом, – продолжала Вершинина. – Просто не знаю, что бы мы без вас делали.

– Вы преувеличиваете, Ирина Васильевна, – отвечал сыщик. – Любой расторопный человек, оказавшийся сегодня на моем месте, поступил бы так же. Я не заслуживаю вашей высокой оценки, потому что не смог предотвратить это покушение. Вот если бы я за два первых дня смог разгадать этот ребус и поймать вашего врага – вот тогда я бы, возможно, и заслуживал вашу похвалу. А так… Во всяком случае, я прошу перестать смотреть на меня как на икону, а то я и куска не смогу проглотить.

Участники ужина вняли просьбе Гурова и перестали говорить о событиях на тропе. Вместо этого стали обсуждать дальнейшие планы. Ирина Васильевна высказала уверенность, что ее муж теперь будет крайне осторожен и о планах морской прогулки в Сухуми можно будет забыть. Однако Вершинин решительно не согласился с женой.

– Нет, и еще раз нет! – заявил он. – Я не позволю этому негодяю испортить мне отдых, заставить сидеть взаперти. Наоборот: я хочу уже завтра выйти в море. И готов отложить плавание на один день только в том случае, если об этом попросит наша молодежь, которая вечером должна вернуться из своего похода усталой. Вот если Настя с Иваном скажут, что им нужен день отдыха, тогда я согласен потерпеть денек.

– Но ведь Лев Иванович, кажется, не собирался участвовать в этом плавании до Сухуми? – заметила Ирина Васильевна. – Значит, ты пойдешь без него?

– Да, я помню, что Лев Иванович не хотел участвовать в этой прогулке, – отвечал Вершинин. – Ну и что такого? Что, я теперь без Льва Ивановича и шагу не могу ступить, что ли? Он будет отдыхать здесь, в горах, а я там, на море, и ничего страшного не произойдет. Давайте лучше подумаем о дальнейших планах, о том, что мы будем делать уже после плавания в Сухуми. Вам не кажется, что у нас здесь слишком однообразные развлечения – горы да море, только физические удовольствия? Помнится, мы с тобой, Ира, говорили о каких-то походах в театр, о выставках…

– Да, действительно, мы как-то зациклились на спортивных мероприятиях, – согласилась с мужем Ирина Васильевна. – А ведь на следующей неделе в Сочи приезжает один из московских театров, привозит три спектакля. Да, решено: мы пойдем в театр! И остальных пригласим, а уж там как они захотят.

– А еще мы можем организовать в здешней картинной галерее встречу с нашими гостями-художниками, – сказал Вершинин. – Думаю, они не откажутся устроить встречу с такими людьми, как Никитин, Мерцлин, Султанов…

Лев Султанов кивнул в знак согласия. Однако от внимания Гурова не укрылась гримаса, которая пробежала по лицу художника. И сыщик, кажется, понял причину его недовольства – это был порядок, в котором Вершинин перечислял фамилии художников. Фамилия Султанова стояла последней…