Я со всей доступной скоростью пошлепала к подсвечнику, возле которого неделю тому назад Олег поставил Груню. В праздничный день я не увидела Икону, около которой очутилась, но сейчас мои глаза направились прямо на нее.

Земля ушла из-под ног, чтобы не упасть, я схватилась за Машу, которая шла рядом.

– Вам плохо? – занервничала та.

Я невоспитанно показала пальцем на Лик:

– Это же она… ну… скорбная радость…

– Икона Всех Скорбящих Радость, – зашептала Маша. – Ее значение заключается в том, что дорога к Богу открыта для каждого. Богородица просит своего Сына о снисхождении к нашим грехам. А Господь милостив, он прощает нас, грешных…

Из глаз помимо воли хлынули слезы.

…Елена Ивановна… Храм у метро… радость под куполом… Отец Владимир… Лука… «Рождество Христово, Ангел прилетел»… горит стол во дворе… «ничего не бойся»…

Слезы лились потоком, я вытирала глаза и нос кофтой.

В моей руке внезапно оказался стаканчик с водой, кто-то прошептал:

– Под Причастие идете?

– Нет, – тихо ответила я.

– Тогда выпейте, – посоветовал женский голос.

Я повернула голову и увидела красивую даму, около нее стоял крепкий мужчина. Незнакомка протянула мне бумажный платок и сказала:

– Господь поможет, все управит.

Я послушно осушила емкость, вытерла лицо, встала у подсвечника, и тут запел хор. В его составе имелись люди разных полов, но Херувимскую песнь исполняла женщина. Когда из-под купола Храма взлетел ее ангельский голос, я упала на колени и стукнулась головой об пол. Из глаз опять потоком хлынули слезы. Агриппина впервые в жизни плакала при посторонних. И мне было все равно, что пол, вероятно, грязный, что на меня смотрят люди, что я, писательница и телеведущая Дарья Донцова, вытираю лицо рукавом кофты, потому что носовые бумажные платки превратились в мокрую труху… Женский голос пел, у меня в голове разворачивалась лента воспоминаний.

…Отец Владимир… шубка, как у Матушки… спим с девочками на одной постели… Лука… Храм у метро… священник с мертвыми глазами… монах из Свято-Успенской Почаевской Лавры… «ничего не бойся»… «Господь тебя любит»… Девятичинная просфора… рак… Ксения, отец Михаил… «через год встретимся»… моя сломанная у ресторана машина…

Кто-то осторожно тронул меня за плечо, я увидела женщину, она прошептала:

– Все хорошо! Женя, Лена, помогите!

Красавица, которая дала мне бумажные платки, и крепкий мужчина быстро приблизились, поставили на ноги Агриппину, отвели к окну. Темноволосая незнакомка сунула мне в руку пару конфет. Я прислонилась к подоконнику, успокоилась, потом поковыляла туда, где стоял мой подсвечник. Понимаете? Это МОЙ подсвечник! Никогда, никуда не уйду из этого Храма. Если здесь такой же злой священник, как в церкви у метро, я останусь. Если здесь такие же вредные старушки, какие встречаются в других местах, я не уйду. Если меня отсюда начнут гнать, я врасту ногами в пол. Выкинут за дверь, запрут ее? Влезу в окно! Я никогда не покину Храм Спаса Нерукотворного Образа в селе Уборы. Да, мне ехать до него почти час. Но я буду стоять у МОЕГО подсвечника, что бы ни происходило в жизни. Я пришла домой! Понимаете? Я наконец-то нашла свой дом. Здесь МОИ Иконы!

Маша и Дионисий

В Храм я начала ходить каждое воскресенье. И первое время ощущала себя младенцем, который попал в незнакомый мир, который живет по своим законам.

Как-то раз отец Александр начал, как обычно, обходить Храм с кадилом, все выстроились в один ряд, потом повернулись за Батюшкой. Я проделала тот же маневр и услышала тихий голос Машеньки, мамы Дионисия:

– Когда поворачиваетесь, всегда смотрите на Алтарь, не становитесь к нему спиной. Простите меня, Агриппина, что с советом лезу.

– Нет-нет, Маша, – зашептала я, – ничего не знаю, помогите мне.

Тихая, скромная, вроде незаметная Мария делает очень много для нашего Храма. Она постоянно стирает скатерти, салфетки, следит за подсвечниками. И это лишь малая толика взятых ею на себя обязанностей. Пару раз на моих глазах с Машей происходили чудеса. Один раз она, как все мы, после грязной работы протерла руки спиртом, а потом пошла убирать догорающие свечи. Я в тот момент находилась в другом конце Храма и вдруг увидела, что Машенька, держа перед собой, как мне показалось, факел, бежит к Иконе Святого Серафима Саровского. Но откуда у нас древний светильник? И тут меня осенило: у Маши горит рука, она же обработана спиртом, а женщина взяла тлеющий огарок. Я бросилась к маме Дионисия. Та стояла у Образа, приложив к нему ладонь.

– Машенька, – прошептала я, – вам надо срочно к врачу!

– Зачем? – тихо спросила женщина.

– Наверное, очень сильный ожог, – продолжила я, – это больно и…

Продолжение речи застряло в горле, потому что Груня увидела: ладонь Маши выглядит совершенно здоровой.

– Все в порядке, – как всегда, тихо произнесла Машенька, – Агриппинушка, не волнуйтесь. Спасибо, что позаботились обо мне.

– Но… как же так… – начала недоумевать я, – хорошо видела… факел… огонь… вы торопитесь к Иконе…

Маша глянула на Образ:

– Батюшка Серафим всегда поможет. Надо лишь помолиться, попросить.

Я смотрела на ее руку и не верила глазам: ну хоть маленький след от огня, хоть краснота должны быть?

А потом случилось новое удивление. Одна наша прихожанка, совсем пожилая дама, никак не могла установить свечу, та все время падала. В конце концов женщина позвала меня:

– Грушенька, помоги.

Воткнуть свечку? Да это же легче легкого.

Я заулыбалась:

– Сейчас сделаю.

Но потерпела неудачу. Восковая палочка почему-то не собиралась принимать вертикальное положение.

И тут появилась Маша, она подошла к нам.

– Бракованная, наверное, – пожаловалась я, – не хочет стоять.

Маша взяла непослушный предмет, что-то пробормотала, потом запалила фитиль – и свеча замерла, словно солдат почетного караула.

– Как вам удалось ее укротить? – изумилась я, которая сделала много бесплодных попыток установить капризный источник света.

– Надо просто помолиться, – улыбнулась Маша.

Я отошла к окну. Скромная, тихая Машенька имеет такую веру в Господа, которую Агриппине никогда не обрести. Всякий раз, когда пытаюсь сказать ей в Храме спасибо за то, что женщина терпеливо объясняет мне все, что должен понимать и знать человек, который ходит в Храм, вот каждый раз Маша быстро говорит:

– Во славу Божию, не хвалите, грешная я больше всех. – И убегает.

Мне очень хочется сказать ей о своей любви, так ведь слушать не станет.

Тихого, улыбчивого Дионисия, или Дениса, сына Маши, я тоже очень люблю. Дионисий Чтец, который исполняет послушание Алтарника, и он хочет, чтобы на Службе все прошло идеально, без сучка без задоринки. Ходит парень