Сначала мама с папой относились ко мне с пониманием и одобряли то, что я не хожу в школу, сижу дома, сплю и прихожу в себя после бессонных ночей. В первый день всё шло хорошо, но на второй они забеспокоились, а на третий, едва сдерживая раздражение, на меянкиели обсуждали на кухне ситуацию. Не могу объяснить, почему мне не хочется в школу. Она вызывает у меня отвращение. Вдруг у меня снова начнется паническая атака?

Я собираюсь ночевать у Юлии и укладываю свои вещи в сумку. Мама гремит на кухне кофейником.

Ей нужно приготовить с собой на работу термос с кофе.

Я у себя в комнате стою у кровати и думаю, что мне делать со спрятанной под ней сумкой. Лучше оставить ее дома, но я не уверена, что это правильно. На моей кровати сидит Молли с мобильным телефоном и играет в игру.

– Ты уже выздоровела? Ты же собираешься в гости, а значит, ты поправилась, – замечает она.

– Я выздоровела.

– А что с тобой случилось?

– Я недосыпала и поэтому плохо себя чувствовала.

– Тебе пора перестать смотреть допоздна фильмы, – говорит Молли. Ее пальчики скользят по экрану, а от голубой подсветки лицо как у призрака.

Мама заходит в комнату с чашкой кофе. Лицо у нее хмурое.

– Ты считаешь, что переночевать у Юлии – хорошая идея? Ты же знаешь, мы считаем, что ты должна ложиться спать в девять. А сейчас уже восемь.

Я вздыхаю и застегиваю молнию на сумке.

– Ну, мы постараемся поспать. Но Юлия обычно ложится гораздо позже.

– А разве Карола по вечерам не дома? – раздраженно спрашивает мама.

– Нет. Поэтому я и остаюсь ночевать у Юлии.

– А вы не можете переночевать у нас?

– Нет.

Молли кидает на кровать мобильный телефон и плюхается на спину.

– Вот черт, я проиграла!

– Молли! – вырывается у мамы. Мы с Молли переглядываемся и смеемся.

– Все так говорят. Все говорят, а мне нельзя.

Молли делает кислую мину.

Я выхожу в коридор. Мама и Молли меня провожают.

Молли жмется к моим ногам со словами, что ей жаль, что в субботу меня не будет дома. Мама напоминает: «В девять». Я закатываю глаза и обнимаю сестру.

Я ухожу, а мама с Молли остаются стоять в дверях. Иду и слышу, как под ногами хрустит тонкая корочка льда на лужах. Ботинки проваливаются в воду, выталкивая на лед коричневатую жижу. На улице пронизывающий холод. По вечерам становится всё светлее. Я так скучаю по лету. Но папа говорит, что снегоходный сезон в этом году будет гораздо короче. Снег тает слишком быстро.

Я не оборачиваюсь, чтобы помахать, а иду вперед.

29

Я ничего не говорю Юлии о том, что должна лечь в девять. Но в полдесятого принимаюсь демонстративно зевать. Юлия глядит на меня с недоверием. Мы посмотрели только половину фильма. Гостиная, где мы сидим, остыла. Рядом с книжной полкой висела фотография, на которой Юлии три года. Как жалко, что Юлия сняла ее. Как жалко, что перед диваном больше нет ковра. Пикает мобильный. Это моя мама интересуется, почему в комнате Юлии горит свет.

– Нужно погасить свет в твоей комнате, – говорю я, встаю и иду в комнату Юлии.

Возвращаюсь в гостиную и читаю в глазах Юлии вопрос.

– На самом деле в это время я должна спать. Я ложусь довольно рано. Мои за меня волнуются.

Юлия молчит, мне становится неловко, и я закрываюсь подушкой.

– Мы хотя бы досмотрим фильм, – говорит она.

Я отвечаю маме на сообщение, что мы уже как раз укладываемся. В ответ она посылает мне сердечко.

– Обещаешь разбудить меня?

Юлия допивает остатки колы.

– Обещаю.

– Толкни меня посильнее.

Я знаю, что Юлия спит крепко. Она ставит на утро три будильника.

Я думаю об Альбине. Я прочла все главы, которые нужно было прочитать, и еще две. И вдобавок записала свой анализ прочитанного. Встречи книжного клуба, новая эра, шанс еще раз произвести первое впечатление – всё это теперь кажется бессмысленным. Мне никогда не удастся всё это спасти.

– Ты сегодня видела в школе Альбина?

– Хм.

– Так видела? Где?

– В школьной столовой. Он стоял за мной в очереди. В первый раз он стоял так близко ко мне. И это было настолько естественно, как будто меня там и не было.

– Он ест всё подряд. И любит морковь.

Это я уже знаю. Я также знаю, что он пьет не молоко, а воду и никогда не ест кукурузу. И вообще предпочитает вегетарианскую еду.

– Он ненавидит меня.

Юлия вздыхает.

– Думаю, он не большого ума. Так мне показалось на дебатах. Д-Е-Б-А-Т-А-Х, – отчеканивает Юлия каждую букву.

– Я наговорила гадостей о его дедушке.

– Но ты же не знала, что директор LKAB – его дед. И речь ведь шла о принципах. О богатом руководстве LKAB и бедных шахтерах. Которые, как оказалось на самом деле, не такие уж и бедные.

– Не думаю, что он считает так же. Мне больше не хочется ходить на встречи книжного клуба.

– Но ты должна туда пойти! Он ведь сказал, что видел тебя на катке. Это в некотором роде доказательство.

– Доказательство чего? – спрашиваю я Юлию, хотя слышала ответ на этот вопрос уже много раз.

И Юлия вежливо повторяет:

– Думаю, ты ему нравишься.

– Может, и нравилась.

– Нравишься.

– Думаю, он специально избегает меня в школе, чтобы не здороваться. А иногда, встречая меня, вообще не здоровается.

– Он не поздоровался с тобой всего один раз. Да и ты тогда с ним не поздоровалась. Я же была свидетелем и всё видела. Вы смотрели каждый в свою сторону. Ты тоже хороша.

Я даже не помню этого. Помню только, как опешила, когда вдруг наткнулась на него у кабинета естествознания. И как он сделал шаг в сторону и поспешил уйти.

– Я погуглила, кто его дедушка. Типичный начальник в костюме, – говорю я.

– Все начальники носят костюмы, – говорит Юлия.

– В прошлом году LKAB получила миллиардную прибыль. А он – премию.

– Ты даже не знаешь, что такое премия, – говорит Юлия и в шутку бьет меня подушкой. – Давай смотреть фильм. Слушай, и вообще гуглить старичков – нездорово!

Во сне Юлия сопит. Она из тех, кто засыпает сразу, как только кладет голову на подушку. Я же лежу на матрасе и ворочаюсь. Обычно я быстро засыпаю. Но в доме так много звуков. Из крана капает вода, слышно чьи-то шаги по паркету, где-то кричит ребенок.

Я поставила мобильный на десять минут