— Но-но! Мур-мя! Мы все вместе учились драться! — возразила пробегающая мимо нас кошка: — Поначалу из меня тоже боец был так себе…

— Это не суть. Да и к тому же, мы отвлеклись. К чему вы вспомнили про мою мать? — уточнила Руд.

— К тому, что — детей нельзя уважать с рождения! Вот за что, к примеру — уважать младенца? За то, что именно эта клетка чудом добралась до нужного места? Или за то, что эмбрион заслугами матери созрел здоровым, и при родах ему всё тем же чудом ничего не передавило? Это не то, за что можно уважать. Мы смотрим на поступки уже взрослого и осознавшегося индивида. И в зависимости от этих поступков — уважаем или нет.

— Хорошо… Но у Анатолия есть настоящий отец. Так что сравнение с родителем и ребёнком — некорректно. К тому же, если уважения нет, то какие между вами с Толиком отношения? Я не верю, что вы относитесь к нему, как к инструменту. Вы явно заботитесь о нём. И переживаете! Ваша ярость в «Вавилоне» была совсем не потому, что Толик ослушался приказа. Она была из-за того, что вы не смогли бы себя простить за его смерть.

— Знакомьтесь — лисий психолог! — хмыкнул я: — Повторюсь — младенцев не за что уважать. Однако, к ним все относятся с теплотой и заботой. Ну, кроме меня. Я не очень лажу с совсем маленькими детьми… Соответственно — к Толику я отношусь совершенно нормально. Но моего уважения он ещё не заслужил. И… я сильно сомневаюсь, что заслужит.

— Ох… Вы какой-то злой в последнее время. Раньше были… чуть милее и сдержаннее, что ли? — лисица слегка встревоженно посмотрела на меня: — Ощущение, будто в вас что-то пробудилось. Не могу точно объяснить… Но чувствую это.

— Одна из народностей Аль-Таулу в системе Рондмалда утверждала, что душа — есть квинтэссенция добра и зла. И что она делится на светлую и тёмную половины. — задумчиво глядя на уличные фонари, ответил я: — И эти две половины всегда враждуют между собой. Чаще битва длится всю жизнь, делая индивида серым. Не светлым, не тёмным… А, смешанным. Действующим по своим принципам, и в свою выгоду. По сути — я такой же серый… Только вот, в глубине души есть ящик с моим секретом. Там тьма… Непроглядная и жуткая. Я называю это своей тёмной стороной. Большую часть времени она спит, потому что не нужна. Но порой… она устаёт сидеть взаперти и выходит наружу.

— То есть, сейчас со мной говорит тёмная сторона? — лиса выпучила глаза от удивления.

— Нет. С тобой говорю я. Просто, тёмная сторона помогает мне быстро соображать в определённых моментах. Я не думаю о чужой смерти. Не думаю о насилии… Я просто делаю. Но за всё приходится платить. И моя плата — излишняя хмурость, жестокость и холодность на время использования.

— И разговоры, как у типичного необразованного босяка! — добавила кошка, протащив мимо нас сумку с кухонными ножами.

— Уж извините! Но раньше на меня не нападала армия инопланетных жуков, которая хотела сожрать моих близких. Сами же всё видели… Битва была тяжелой! И честно — я давненько не переживал столько эмоций за раз… После такого надо брать отпуск на пару недель. Но это не про меня. Хватило бы и обычной купели с горячей водой. И ты не поверишь — только я хотел расслабиться, как позвонило это нечто! Заставлю Сааджа страдать перед смертью. Ибо считаю, что самый ужасный грех — это не давать индивиду отдыхать после тяжелого рабочего дня.

— И клиффхенгеры! Мур-мя! — добавила кошка, выкладывая ножи из сумки: — Клиффхенгеры — вот где истинное зло!

— Понятия не имею, о чём ты… Но, ладно. Главное, что я объяснил, почему не вижу ничего предосудительного в моей манере речи, Госпожа Устинья. Да и вообще — никто, кроме тебя не обратил на это внимание!

— Я обратила. — Лина аккуратно вытаскивала ножи из кошкиной сумки, и проверив их на остроту, затыкала себе за пояс: — Но не придала особого значения. Говори, как хочешь.

— Ну, спасибо…

— Вообще-то, я тоже заметила, что вы разговаривали с Сааджем очень… грубо. — произнесла Рудольф, прыгнув ко мне на подоконник: — Как будто пьяный матрос, зашедший в самый дешёвый паб.

— Как ещё разговаривать, когда морально выдохся? Я понимаю, что истинные джентльмены не теряют самообладание не при каких обстоятельствах, но у меня тоже есть предел. Ещё и тьма давит изнутри… Вот реально — мне бы на всё забить, принять ванну и лечь спать. Но если мы не нападём сегодня, то Саадж успеет спрятаться или придумает очередную гадость. А подставлять под удар семью я не хочу. Не дай бог — опять Регинку поймают! И что? В этом мире нет быстрого транспорта, чтобы мне мигом улететь в Пермь и решить вопрос. В общем, не хочу рисковать. Поэтому, поймаю Сааджа сегодня. А, как уничтожу — сразу прыгну в ванну!

— И перестанете говорить, как пьяный матрос? — поинтересовалась лиса, подставляя мне голову для поглаживания.

— Хочется в это верить. — ответил я и потрепал её по мягким ушкам.

В дверь тихонько постучали.

— Заходи! — ответил я.

Толик, наряженный в кожаную куртку, самолётные очки и перчатки без пальцев зашёл в комнату. Ещё и рваные джинсы с чёрными берцами… Тоже мне — персонаж из «Безумного Макса».

— Я готов. — брутально заявил пацан и ловко взмахнул арматурой в руке: — Можете называть меня новым арматурным братом!

— Слышь, арматурный брат! А ты сделал всё из моего списка?

— В ванной свет оставил, воду включил и дверь запер на невидимую задвижку. Теперь можно и в бой!

— Воу-воу! Попридержи коней! Хватило с тебя сегодня. Так сказать — отстрелялся на славу!

— Не, это я условно! Больше точно не полезу на передовую. Слишком сонный, чтобы сражаться. — ответил он в стиле «великого одолжения»: — Да и… сейчас мы идём с вооруженной армией. У меня нет того ужасного предчувствия.

— Ну, смотри. Ты ведь запомнил всё, что я тебе сегодня сказал?

— Уважать твои решения. Принимать план таким, какой он есть, пока не получу особое звание. И… не лезть на рожон, даже если очень сильно захочется,