этапах бойцов учили «чему-нибудь и как-нибудь». Не то из-за нехватки времени и сил, не то уповая, что другие доучат. Мы не единожды поднимали вопрос о необходимости совершенствования подготовки танкистов, и через некоторое время он был решен. Но это произошло позже…

К заданию по формированию бригад мы отнеслись с особой ответственностью, понимая, что оно имеет большое перспективное значение. Бригады – основа для дальнейшего совершенствования танковых войск, основа для формирования соединения. Однако, как это сегодня ни кажется странным, даже в то роковое время важность нашей задачи оказалась понятна не всем.

В состав танковой бригады входил батальон мотострелков или автоматчиков. Личный состав для этих подразделений передавался нам Главным управлением формирования и укомплектования войск РККА, «ведомством Щаденко», как мы его называли. Начальником Главупрформа был армейский комиссар 2-го ранга Ефим Афанасьевич Щаденко – герой Гражданской войны, член Реввоенсовета Первой конной армии. Человек это был добросовестный, хороший исполнитель. Хотя перед войной он был комиссаром Академии имени М.В. Фрунзе, но сам должной военной подготовки не имел. Видимо, именно по этой причине он слишком многое передоверял своим подчиненным – а это, особенно в то время, было неправомерно, ведь в важнейших вопросах формирования нужно должным образом вникать в самые разные проблемы, координировать действия коллектива. Может быть, я очень строг, но мне сдается, что аппарат Главупрформа не отличался высокой честностью, некоторые товарищи пользовались слабостью своего начальника.

Вернувшись из одной формируемой бригады, я положил на стол генерала Федоренко фотоснимок и диаграмму. На фотографии была шеренга солдат: щупленьких, неказистых, а ростом, как говорится, кто в лес, кто по дрова. Один вымахал под два метра, другой ему чуть ли не по пояс приходился. Эти перепады роста были вычерчены на диаграмме.

– Что это? – удивился Яков Николаевич.

– Наши автоматчики, те, что «ведомство Щаденко» присылает. На диаграмме только одногодки показаны – и то какая разница!

– Надо же, какое местничество развели! – возмутился генерал.

Удивительно: даже тогда находились бюрократы, которые пытались решать прежде всего свои узковедомственные задачи. Эти заботы становились для них важнее задачи защиты Родины. Считали, мол, у танкистов свое Управление формирования, нам они не подчинены – вот и отдадим им, что поплоше. А учесть, что этим бойцам-бедолагам нужно будет за танками многие километры бежать, сутками с брони не слезать, – о том как-то не думали.

Яков Николаевич доложил Щаденко о таком недопустимом отношении к делу. Виновные были строго наказаны, и больше к Главупрформу у нас подобных претензий не было.

Кстати, с Ефимом Афанасьевичем мне тогда приходилось встречаться довольно часто, хотя это и не предусматривалось моими непосредственными обязанностями. Но когда необходимо было решать какой-то штатный вопрос, генерал Федоренко обычно просил:

– Николай, будь другом, сходи к Щаденко. Ты с ним разговаривать умеешь…

Мы с Яковом Николаевичем всесторонне обсуждали интересующий нас вопрос – то есть увеличение каких-то штатов. Допустим, в двадцати наших организациях необходимо было прибавить по десять человек. При условии жесточайших лимитов того времени это было делом непростым.

Я приходил к начальнику Главупрформа и докладывал:

– Товарищ армейский комиссар 2-го ранга! У нас есть предложение: в двух наших организациях можно сократить по пяти штатных единиц. Вот проект…

– Дельно! – одобрял Щаденко. – Давай-ка, давай познакомимся!

Изучив документы, заключал:

– Молодец, должный государственный подход имеешь.

Окрыленный похвалой, я говорил скромно:

– Да, у нас еще один проектик есть, – и клал на стол другую бумагу, – про увеличение штатов.

Ефим Афанасьевич читал, кивая, и резюмировал:

– Если надо – что поделаешь?

Потом все удивлялись – как это у меня получается? Но наш секрет мы с Федоренко хранили в тайне. Сейчас, правда, не очень мне ловко вспоминать о таком «тактическом маневре», но, на мой взгляд, ничего лишнего для себя мы не просили – штаты увеличивали не в своем управлении, а в боевых частях. Так что хитрость эта не была особенно зазорной.

Большая сложность заключалась в том, что нам нужно было не только организовать процесс формирования – то есть соединить в определенном месте танки, экипажи, боекомплект, подразделения обеспечения и все прочее, составляющее в сумме понятие «бригада», но и вывести ее в район предстоящих или идущих боевых действий, передать командованию. Вот это, как правило, и делала упомянутая мною группа генералов. Им, опытным военачальникам, генералам, было легче обеспечить скорейшую передачу бригад по назначению и в случае необходимости – сподручнее принимать на себя командование, организовывать боевые действия. А это приходилось нередко…

Но и руководству управления приходилось заниматься не только «теоретическим» формированием, то есть разработками на бумаге. Порой мы тоже отправлялись на фронт с только что сформированными частями и также, если была нужда, сами располагали на позициях танки, принимали командование и не уходили с переднего края до тех пор, пока не отбивали очередную атаку врага. Командировки эти были недолгими: фронт подкатывался к Москве, так что наши эшелоны, каждый из которых вез по 32 танка – бригаду, – проходили до передовой совсем короткий путь.

Сам я 6 октября выводил в район Гжатска 19-ю танковую бригаду полковника Сергея Андреевича Калиховича. Дни были повсеместно очень тяжелые, гитлеровцы наступали, но я не заметил в частях 16-й армии генерала К.К. Рокоссовского[48], куда передавал бригаду, ни паники, ни растерянности. Наоборот – в минуты высочайшей опасности люди еще более подобрались, во всем чувствовалась наивысшая напряженность, каждый боец и командир находился на своем месте, четко выполнял свою задачу.

Было приятно, что бригада эта была из наиболее укомплектованных, подготовленных, вполне боеспособной.

– А генерал Рокоссовский – из наших, из танкистов, – сказал мне потом Федоренко. – В начале войны мехкорпусом командовал.

19-я бригада, полностью укомплектованная тридцатьчетверками, явилась хорошим подспорьем для 16-й армии, сумела нанести гитлеровцам серьезный урон. Вот как писал о танках Калиновича немецкий генерал Блюментрит: «Во время сражения за Вязьму появились первые русские танки Т-34… В районе Вереи танки Т-34, как ни в чем не бывало, прошли через боевые порядки 7-й пехотной дивизии, достигли артиллерийских позиций и буквально раздавили находившиеся там орудия. Понятно, какое влияние оказал этот факт на моральное состояние пехотинцев. Началась так называемая танкобоязнь».

Несколько позже, уже в составе 5-й армии генерала Лелюшенко, 19-я бригада сражалась на подступах к Бородинскому полю против полка моторизованной дивизии СС «Райх». Эсэсовские танки были встречены тридцатьчетверками входившего в бригаду 19-го танкового полка майора Н.М. Филиппенко. Двадцать дымных костров зажгли его бойцы на поле боя, а оставшиеся вражеские машины повернули вспять. В боях отличились начштаба бригады Герой Советского Союза майор Н.П. Ильченко – халкинголец, выпускник академии,