феномен пресыщенности и усталости от удовольствия. Удовольствия и тогда могут наскучить, если они разнообразны. Уже на этом основании удовольствие как таковое не может быть единственной целью жизни. Христианство – первая религия, построившая свою концепцию высшего удовольствия – небесного блаженства – на отказе от земных удовольствий. Тем самым оно, само того не замечая, из противника удовольствия превратилось в его поборника, а увенчивается это отступничество безответственным обещанием, что удовольствия на небе есть и они несказанно прекраснее земных удовольствий.

Всегда было ясно, что излишества в удовольствиях вредны. Кроме того, возможны удовольствия, вызывающие отвращение. Таково садистическое удовольствие, в меньшей степени – мазохистское удовольствие. Есть удовольствия, заставляющие страдать других. Есть удовольствие от моральных или аморальных поступков. Есть удовольствия, которых человек не пожелает даже своему врагу. На фоне этого разнообразия разнородных удовольствий особенно очевидна несостоятельность принципа «целью жизни должно быть удовольствие». «Да, – сказал бы Эпикур. – Но не всякое». «Нет, – сказало бы христианство. – Целью жизни должно быть предпочтение земным удовольствиям будущих небесных». Кто что выберет, тот тем и будет счастлив, но в том и другом случае выбор будет определяться надеждой на удовольствие.

XVIII. Камасутра

«Низменные» желания роднят человека с животными – с той разницей, что животное не осознаёт низменности своих желаний. Животное не способно на низменные чувства и на сокрытие таких чувств под маской благовоспитанности и доброжелательности. Под запрет «низменных» удовольствий в христианстве подпадают даже удовольствия от вкусной еды. Что отношение к удовольствию может быть иным, показывает пример других культур, в частности, индуистской культуры. К моменту расцвета в Европе культа девства и роста неврозов и половой неудовлетворённости в масштабах стран и континентов в Индии сложилась тонкая и деликатная культура отношений между полами. Те же телодвижения, те же ощущения воспринимались не как постыдные, а как подарок природы, и, чтобы извлечь из этого подарка всё, что в нём заложено, половое влечение и возможные формы его удовлетворения исследовались тщательно и беспристрастно. Большую популярность приобрёл компилятивный труд «Камасутра» за авторством Ватсьянны Малланаги. Автор, собрав все имевшиеся в этой области достижения философского и религиозного характера, составил на их основании сборник, который без преувеличения можно считать учебником любви. В точном переводе «Камасутра» значит «Наставление в сфере чувственных желаний человека». Молодые люди обоих полов посвящаются в тайны чувственной любви, в тайны эрогенных зон, поцелуев и прикосновений, через которые осуществляет себя и переживается половое влечение – без ложного стыда и без чувства вины. Приведём небольшой отрывок из главы «О различии поцелуев». О том, что есть искусство поцелуев, христианская Европа не подозревала две тысячи лет, как и вообще о том, что есть искусство чувственных отношений, учащее, как правильно строить их, чтобы они были источником радости и удовлетворённости, а не фрустрации.

«У девушки есть три вида поцелуев: „умеренный”, „трепещущий” и „трущий”. Когда, склонённая действием силы, она касается ртом рта [мужчины], но не двигается – это „умеренный” [поцелуй]. Когда, немного освободившись от стыда, она желает удержать [его нижнюю] губу, проникшую в [её] рот, [её нижняя] губа дрожит, и она не отваживается на большее – это „трепещущий”. Когда, слегка охватив [губами его нижнюю губу], закрыв глаза и заслоняя рукой его глаза, она кончиком языка трёт [его губу] – это „трущий”. Другие же четыре вида [поцелуев] – „равный”, „наклонный”, „повёрнутый” и „прижимающий”. Когда сложенными вместе пальцами [один], сдавив [губу другого] и не касаясь зубами, зажимает [её] между губами, этот, [также] „прижимающий”, [поцелуй] – уже пятый способ. И здесь могут устроить игру. Побеждает тот, кто первый схватит [губами] нижнюю губу [другого]. Побеждённая и удерживаемая силой, она, чуть не плача, машет руками, отталкивает его, кусается, отворачивается, бранится и говорит: „Давай состязаться снова!” Побеждённая и на этот раз, она [повторяет всё это] вдвойне. Схватив же нижнюю губу доверившегося или ставшего невнимательным [возлюбленного] и держа её между зубами [так, что тот] не может освободиться, она насмехается, кричит, грозит, прыгает, восклицает, танцует; двигая бровями и поводя глазами, она со смехом лепечет всякую всячину. Таково состязание при игре в поцелуй»[145].

Это произведение открывает европейцам, воспитанным на строгих христианских понятиях, как глубока и целомудренна может быть половая близость. Этот труд индийского классика, важнейшего представителя религиозно-философской мысли в её эротическом аспекте, сравнительно малоизвестен, зато широко известен одноимённый сборник иллюстраций к нему, возникший почти тысячелетие спустя и могущий вызвать, помимо восхищения своими художественными достоинствами, нарекания из-за способа изображения деталей интимных сцен.

Христианство, выбрав отрицательные аспекты в половом влечении, создало на их основании концепцию греховности и неприемлемости сексуального удовольствия. Индуистская же философия, выбрав все положительные моменты в этом влечении, заложила основания для концепции признания и приятия сексуальности. Так стало возможным возникновение высокой культуры чувственной любви в Индии при её совершенном отсутствии в христианских странах. Как христианской заповеди любви в индийской культуре успешно противостоит принцип ахимсы, так христианским запретам на чувственность и чувственную любовь противостоит детально развитая философия чувственной любви. Христианству, со своей стороны, нечего противопоставить этой философии, кроме рекомендаций и предписаний отцов, для которых понятие чувственного наслаждения совпадает с понятием греховного и низменного.

XIX. Сексуальная свобода

Но вот она достигнута в наш век, сексуальная свобода, некогда запрещаемая и подавляемая во всех её формах. Что имеет человек от этого прогресса, если принять нынешнее положение дел за прогресс? Сексуальные запреты способствовали колоссальному возрастанию либидо. Ныне мы имеем дело с обратным явлением. Угнетённое либидо полностью перестраивало душевную и духовную жизнь, придавая желанию больше, чем только физиологический смысл: либидо определяло мысль и чувство, порождая великие явления культуры, эпохальные достижения в музыке, поэзии, живописи.

«…неприятие секса в христианстве привело к противоположному результату, придав любви и сексу такую ценность, какую они прежде не имели»[146].

Автор этого замечания ссылается на Фрейда. Приведём соответствующее место из Фрейда полностью:

«Легко доказать, что психологическая значимость эротических потребностей снижается, как только упрощается возможность их удовлетворения. Для усиления либидо необходимо появление препятствия».

Таким препятствием две тысячи лет были запреты христианства, и как они способствовали усилению либидо!

«Там, где естественные сопротивления удовлетворению оказываются недостаточными, там люди всех времён создавали условные препятствия, чтобы быть в состоянии наслаждаться любовью. Это относится как к отдельным индивидам, так и к народам. Во времена, когда удовлетворение любви не встречало затруднений, как, например, в периоде падения античной культуры, любовь была обеспечена, жизнь –