она на них зацикливается, и теряет возможность здравого восприятия многих вещей. Более широкие советы могли бы снять с администрации часть лежащей на ней тяжести, а также втянуть в общие проблемы людей, которые не несут в данный момент административной нагрузки или вообще не способны ее нести («советник» и «администратор» — должности не идентичные). Что касается составления совета по цензу, то это не «ущемление демократии», потому что такой «цензовый голос» — это скорее бремя, чем право.

Повторюсь. Всеобщее голосование в пределах большого ВУЗа — вещь едва ли осмысленная, потому что большинству голосующих будет не понятно и/или не интересно, за что они голосуют. Но ВУЗ — структура, в которой демократические процедуры возможны; как сделать их эффективными (и одновременно не превратить жизнь администратора или советчика в бесконечную говорильню, читальню и писальню) — это сложный технический вопрос.

Несмотря на все эти отрицательные замечания, хорошие московские ВУЗы образца 1990 года обладали определенными внутренними возможностями к положительной эволюции. Если бы они были бы в минимально нормальных внешних условиях.

ЗАРПЛАТЫ. ТОЧНЕЕ ИХ ОТСУТСТВИЕ

С 1990 года зарплата заскользила вниз, и к концу 1993 года исчезла. Как известно, преподавательское сословие выжило, но не аукнуться это не могло.

Способом выживания были всевозможные подработки. Например:

— прямое репетиторство

— различные курсы для поступающих

— подработки в коммерческих ВУЗах (если не считать Финансовой Академии и Плешки, то рассказы, которые мне приходилось слышать, были крайне удручающие.

— школы при ВУЗах

— репетирование двоечников внутри ВУЗов (оно появилось относительно поздно, но быстро расцвело пышным цветом)

Люди постепенно к этому привыкали, и к 1998–2000 году, по моим наблюдениям, многие стали получать удовольствие от подобной жизни.

А ЧЕГО В ЭТОМ ПЛОХОГО?

Многое. Очень многое.

Прежде всего, есть законы сохранения. Потому что рабочая нагрузка становится чрезмерной. У человека на исполнение собственно преподавательских обязанностей сил не остается. Далее, я объяснял выше, что избыточная нагрузка ведет к профессиональной и умственной деградации преподавателя. В данном случае он превращается в репетирующую машину.

На самом деле еще хуже. Умственный уровень человека зависит от людей, с которыми он общается (это известная опасность, называемая «эффектом детского сада»). Чем хуже абитуриент, тем более он нуждается в репетиторах. А из студентов с репетиторами имеют дело лишь самонаихудшие. Т. е., умственный уровень преподавателя начинает стремиться к уровню худших из студентов.

Кому все это нравится, а кто и помирает. Или уходит. Молодой человек в здравом уме и твердой памяти на подобную работу не пойдет…

Т.к. людям без этого не выжить, то никакое сопротивление на административном уровне становится невозможным. Следующий за ВУЗовским репетиторством уровень — взяточничество и вымогательство. Чем хуже ты прочитаешь свой курс, тем больший урожай можешь собрать (или твой коллега, в порядке кооперации).

Для остающихся в ВУЗе работников преподавательская ставка становится прикрытием для репетиторской деятельности, а вывески «университетов» становятся лишь прикрытием для репетиторских контор. Возможно, что два последних высказывания чересчур сильны (это зависит и от преподавателя, и от «университета»), но тенденция такая есть. И сильная.

Многие говорят на это: но ведь в процессе «частных уроков» обучаемый учится. Это очень серьезное заблуждение, приводящее к неадекватной оценке современной обстановки. К этому важному вопросу я еще вернусь.

ХОРОШИЕ МОСКОВСКИЕ И ПОДМОСКОВНЫЕ ШКОЛЫ В ОТРАЖЕННОМ СВЕТЕ: ГОД 1996

В начале 1990-х годов несколько повысился уровень поступавших студентов (во всяком случае, в сфере моего непосредственного наблюдения). В целом, мне было приятно работать с людьми наборов 1991 и 1993 года.

Просидевши год за границей, я в сентябре 1996 года, будучи в неплохом настроении, занялся новыми первокурсниками.

На первом занятии меня несколько удивило «миролюбие» студентов. Однако ничего плохого я в оном не видел. Занятие прошло бодро, второе занятие прошло тоже. К третьей неделе я понял что студенты «проходят» предмет в буквальном смысле этого слова. А именно проходят мимо всего, что им рассказывается без накопления и переваривания информации. То же самое с удивлением сказала одна из моих ассистенток.

Я писал выше о том, что поступавшие к нам студенты в течение 1–2 курса тупели на глазах. Но этим тупеть было не надо, они уже приходили к нам готовыми. Они мирно сидели, писали, могли работать по только что рассказанному алгоритму. И все. Им было ничего не интересно, и самостоятельно думать они не могли. Причем поголовно.

Я предпринимал разные усилия, пытаясь добудиться (потому что это единственный шанс в подобной ситуации), добился ли я в итоге частичного успеха, не знаю.

По состоянию на 1998-99 гг. рассказы о студентах, с которыми невозможно иметь дело, были в Москве общим местом. Потом все привыкли.

Постановка задачи

Так или иначе, начиная с 1996 г. было замечено какое-то новое явление. Московские школы с вероятностью 1 начали выдавать ни к чему не пригодных первокурсников. В определенном смысле это чудо. Допустим, что обучение в новой школе отупляет. Но ведь тогда должен быть и протестный контингент, и с какой-то его частью можно было бы пытаться потом (в ВУЗе) найти общий человеческий язык. Но здесь «успех» был полный, как будто проехал бульдозер.

Еще интересно. Возникло новое явление природы, при этом оно было известно в достаточно широких кругах. Что произошло? Отчего? Есть ли способы смягчить кризис? Интересно, что этот вопрос на сколько-либо широком уровне не ставился. Вузовские преподаватели, как и все российские граждане, вкалывали энергично и плодотворно, как «белка в колесе», а о том, чтобы думать, вопрос не стоял. И, вообще, наше общество подобные вопросы не интересуют.

Еще интересно. «Иногородние» студенты в тех ВУЗах, где они есть, живее московских.

А все-таки. Понятно, что есть всеобщий кризис (или упадок). Но каков именно механизм контрэффективности современного школьного образования?

РЕПЕТИТОРСТВО, КАК СТРАШНОЕ ОБЩЕСТВЕННОЕ БЛАГОПОБОЧНОЕ ДЕЙСТВИЕ ВСТУПИТЕЛЬНЫХ ЭКЗАМЕНОВ

Прежде всего, на вопрос является ли репетиторство благом или злом, я должен ответить: «благом». Потому что только так люди могут не протянуть ноги.

Теперь к вопросу о цене.

Описывая первокурсников образца 1986 года, я отметил, что один вид модуля оказывал на студентов-технарей гипнотизирующее воздействие (как взгляд змеи). Не сделать ошибку было невозможно. Казалось бы, а что сложного может быть в этом понятии? Ничего. Но задачи с модулем — один из ударных сюжетов вступительных экзаменов по математике. Отрицательные эмоции (и не только у технарей, но и у «прикладных математиков») вызывали и другие элементы «математики», знакомые им по вступительным экзаменам. Я к тому, что вступительные экзамены — вещь не совсем безобидная, особенно когда (а это всегда так) экзаменаторы не задумываются об