Шрифт:
Закладка:
Деревня
– Известно, что у вас был конфликт с коровой, когда вы ее доили.
– Было такое. В деревне, в Ярославской области, когда меня учили доить.
– Это вам надо было для съемок, для написания сценария, вы так изучали жизнь?
– Нет, просто у меня был период опрощения. Раньше страна была крестьянская, и, чтобы понять ее культуру, я решил окунуться в крестьянский быт. Копал картошку, делал еще какой-то крестьянский труд. Подступался к корове – но это было малоудачно.
Он смеется.
– И она вас того, копытом?
– Нет, она меня ничем не ударила. Только хотела лягнуть.
– И долго вы так опрощались?
– Лет пять. Но не беспрерывно: я полгода жил в Москве, а полгода в деревне.
– Удалось опроститься?
– Я тогда понял на своем уровне крестьянскую жизнь. В основном же я там писал. Стихи. Тот период закончился, но я все равно, чтоб чувствовать пульс страны, пытаюсь по полгода жить вне Москвы, – насколько позволяет служба.
– У Пушкина была Арина Родионовна, после Горький возил ваших коллег на Беломорканал, Союз писателей отправлял своих членов в творческие командировки, а вы – в деревню…
– Арина Родионовна? У меня была баба Лиза, которая мне сказки рассказывала. Она русская крестьянка из Тверской губернии. Сейчас время не для Пушкина и не для Горького, а скорее для Михаила Леонтьева.
– Тоже своеобразный автор. Вот вы говорите про ваш дом во Владимирской области. Это что – настоящая деревня?
– Нет, это поселок обычный дачный рядом с деревней, возле водоема. Я там пишу. Написал недавно большой сценарий, который для меня крайне важен. Пока непонятно, кто его будет ставить. Вот отправил его Кириллу Серебренникову, не знаю, какой будет ответ. Параллельно с этим пишу роман. Ну, роман – это чтобы не потерять квалификацию литератора. А сценарий для меня важный…
Сценарии
– Что в этом сценарии, если не секрет?
– Он называется «Чудо»… Не буду раскрывать карты, скажу только, что он посвящен одному мистическому событию, которое произошло в Куйбышеве в 1956-м. Я слышал о нем от бабушки, но думал, это просто ее выдумка. А недавно мне в руки попали документы, в том числе и протокол совещания в обкоме партии. Так вот есть документальные подтверждения тому, что те события действительно случились. И я сделал из этого историю о вере, о безверии, о том, что даже когда человек видит воочию чудо – он все равно в него не верит.
– Тут сказался ваш углубленный интерес к христианству…
– Да. Не знаю, правда, кому этот сценарий понадобится…
– Ну, сейчас же Лунгин застолбил «божественную» тему. Своим «Островом».
– Лунгин застолбил отчасти с моей подачи. Потому что сценарий «Острова» написал мой ученик, мой выпускник – Дима Соболев, замечательный талантливый человек. В какой-то степени по моей инспирации.
– Вот оно как!
– Я ребятам все время говорил, что первый фильм, который коснется темы православного священника, – он попадет в десятку! Он сорвет всю кассу! Для меня это было понятно с середины 90-х годов. Я предлагал эту тему своему режиссеру Александру Сокурову, но это его не заинтересовало.
– Ну, он человек более абстрактный.
– Да.
– Как раньше говорили, у него «абстрактный гуманизм».
– Да, да. А Дима смог это сделать.
– Смог, смог!
– Он написал замечательный талантливый сценарий, а Паша его замечательно поставил. А то, что я написал, не имеет никакого отношения к фильму «Остров».
– Помните, «Остров» ругали – он якобы неправдоподобный.
– Ну, с исторической точки зрения там многое не соответствует действительности. Тогда, в войну и после войны, это была приграничная зона, в которой не было ни монастырей, ни монахов. А монахи если и были, то только тайные. И вот в фильме ситуация девяностых годов перенесена в сороковые – семидесятые. В этом, да, неправда. Но, поскольку это художественно убедительно, это трогает зрителя – то это оправданно.
– Вы плотно работали с Сокуровым.
– Да… Мы много с ним дерьма перехлебали… Мы с ним связаны, хотя сейчас работаем порознь.
– В кино на одном полюсе – вы с Сокуровым, а на другом – Балабанов. Нет тут конфронтации? Вы антагонисты или кто?
– Вы знаете, я думаю, цель у нас одна – выразить то, что волнует. Но – разными средствами. Балабанов выражает это средствами монтажа аттракциона, связанного с насилием. А мы пытались описаний насилия избежать, и потому картины наши некоторым кажутся скучными. Если на экране расчленяют тело, то это всегда бьет по нервам. А если не расчленяют – то, естественно, это иначе действует…
– Вы сами выбрали этот путь.
– Не знаю я, выбирал ли я этот путь – просто так сложилась жизнь.
– Ну, с Балабановым ясно. А теперь расскажите про Тарантино. Хорош он или плох? Интересно узнать ваше мнение.
– Мне представляется во многом случайным успех «Криминального чтива».
– Почему же?
– Потому что «Криминальное чтиво» – очень значительная картина, там есть много уровней прочтения сюжета. Есть даже, как ни странно, моральный уровень прочтения! Все его остальные картины значительно хуже. Там или стеб, или спекуляция на насилии. Фильм «Криминальное чтиво»… Я вижу, какое впечатление он оказал на поколение молодых, – выходит, он значимый. Это любопытно…
– Помню, у вас был сценарий «Ужас, который всегда с тобой».
– По нему снят фильм. Поставил его начинающий режиссер Аркадий Яхнис. Это такая картина о потере интеллигенцией своего лица. Там история такая. Преподаватель института приходит домой – и выясняется, что вся его квартира забита военными. Они ходят по комнатам, завтракают на кухне, чуть ли не лежат в постели с его женой. Он совершенно не понимает, что происходит. Первое время пытается выгнать их из своего дома. Они не уходят: им надо сторожить соседнюю квартиру, куда кто-то должен прийти, какой-то террорист. И постепенно мой герой, интеллигент, влюбляется в них. Ему уже не хочется читать лекции по психологии. Ему теперь интересно, как устроен автомат, что такое затвор, приклад и курок, как целиться и так далее. Военные все-таки оставляют этот дом, а в конце… застреливают моего героя. Вместо террориста, случайно. Я придумал этот сценарий десять лет назад, еще задолго до нынешних тенденций и событий.
– Еще страной командовали штатские…
– …но уже было понятно, что придут военные. Это было придумано при Ельцине.
– Что, приход военных?
– Я говорю о сценарии.
– А.
– И никто его не брал. А сценарий – это
