Шрифт:
Закладка:
- Я бы хотел поплавать.
- Конечно. Тебе нужен купальный костюм, сопровождение?
- Я так не думаю.
- Тогда мы побудем здесь, пока не понадобимся тебе. Удачи, Кану.
Он упал в воду на небольшом расстоянии от брюха флаера. Он сильно ударился о поверхность и оказался под водой прежде, чем успел сделать самый поверхностный вдох. Он с трудом вынырнул на поверхность, кашляя, соль щипала ему глаза.
Когда приступ кашля прошел и он набрал в легкие достаточно воздуха, он рискнул еще раз погрузиться. Он боролся за глубины. Левиафан находился еще глубже под поверхностью, чем он появился из воздуха. Кану стало интересно, что привлекло кракена именно в это место в океане. Получив такую возможность, кракены свободно передвигались и любили прохладные и неосвещенные глубины.
Дополненные глаза Кану извлекали информацию из угасающего света. Левиафан казался бледным внизу - гораздо бледнее, чем он выглядел с воздуха. Иридофоры в его теле меняли цвет и яркость в зависимости от настроения и концентрации. Кану наблюдал, как янтарная волна скользнула по основному телу, от глаз к хвосту - осторожное подтверждение его присутствия. Но глаз Левиафана смотрел куда-то мимо него, как будто он не хотел встречаться взглядом с Кану прямо.
Кану подавил свои угрызения совести. Кракен был огромен, а он мал ростом, но Вуга никогда бы не позволил ему плавать, если бы был хоть малейший шанс получить травму.
Теперь он заметил, что что-то занимало Левиафана. Кракен выбрал это место не случайно. Здесь было какое-то сооружение, поднимавшееся из глубин. Массивное и древнее, его очертания были размыты кораллами и коррозией. Кану разглядел четыре опорных столба толщиной с небоскребы и сложную металлическую платформу, похожую на столешницу. Он не мог сказать, как далеко вниз уходили опоры, но все это было слегка перекошено.
Это стало своего рода игрушкой для Левиафана. Кракен использовал свои руки, чтобы передвигать предметы на верхней палубе платформы, как ребенок, играющий со строительными блоками. Между двумя лапами кракена был зажат транспортный контейнер, какой-то морской логотип все еще слабо читался сквозь слои ржавчины и живых наростов. Другая пара рук подняла в воздух зазубренный и погнутый кран, а затем опустила его на платформу. Он поставил контейнер рядом с ним. Даже сквозь толщу воды Кану почувствовал сейсмический удар, когда предметы ударились о твердую поверхность.
Он подплыл к ближайшему глазу, который был шире, чем рост его тела, и немигающий, как циферблат часов. Все еще используя воздух, который он набрал в легкие, Кану позволил себе пассивно парить. Он хотел, чтобы Левиафан хоть как-то проявил узнавание, но глаз, казалось, смотрел прямо сквозь него. Кракен все еще передвигал грузы, поднимая одни и те же предметы, опуская одни и те же вещи.
- Ты меня знаешь, - одними губами произнес Кану, как будто это могло что-то изменить.
Кракен замешкался в своих трудах. Какое-то мгновение он был неподвижен, как Кану, балансирующий в воде, его руки двигались лишь с легчайшим побуждением океанских течений. Вскоре Кану нужно было снова всплыть на поверхность, но он заставил себя остаться с Левиафаном, уверенный, что связь - какой бы хрупкой она ни была - восстановлена.
Я слишком долго отсутствовал, - хотел он сказать. - Мне жаль.
Он просто надеялся, что простого факта его присутствия там было достаточно, чтобы выразить то же самое чувство.
Но Левиафан не мог оторваться от головоломки буровой платформы. Он снова взял контейнер, передвинул его, как шахматную фигуру, в какую-то новую конфигурацию. С содроганием прозрения Кану осознал, что эта деятельность была столь же бесконечной, сколь и бесцельной. Это удовлетворяло потребность кракена передвигать предметы, находить перестановки в пространстве и форме.
Наконец его легкие достигли своего предела. Он вынырнул, сознавая даже при подъеме, что ускользнул за горизонт внимания Левиафана. Кракен, возможно, смутно осознавал его присутствие в течение нескольких мгновений, но не более того.
Он вырвался на дневной свет. Флаер был над ним, готовый доставить его обратно на побережье. Вуга не спросил, не хочет ли он снова нырнуть, и он был рад этому.
На следующее утро Кану был уже в пути на север.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
У Гомы уже давно было условное представление о размерах звездолета, но совсем другое дело - подниматься на шаттле, впервые по-настоящему осознавая масштабы своего нового дома. Он был четыре километра в длину, около пятисот метров в поперечнике и напоминал гантель с толстой перекладиной и сферами одинакового размера на обоих концах. Передняя сфера была украшена окнами и люками доступа - грузовыми отсеками, доками для шаттлов, сенсорными портами, - в то время как задняя сфера была контрастно безликой. Это была сфера привода, содержащая пост-чибесовский двигатель. Его выхлоп, скрытый за изгибом сферы, в конечном счете разогнал бы "Травертин" до половины скорости света.
Строительство звездолета или даже пары таких аппаратов пока еще было доступно экономике лишь отдельных правительств горстки избранных солнечных систем. Спустя двести лет после работ Травертина на "Занзибаре" механика ФПЧ-двигателя по-прежнему представляла собой дьявольские трудности. Двигатели нового поколения были эффективнее старых и обеспечивали более высокую скорость, но работать с ними было не менее опасно, они так же не прощали ошибок.
Но Крусибл взял на себя обязательство построить два таких корабля, поставив на их строительство свое будущее. Он надеялся подключиться к еще молодым внесолнечным торговым сетям и вести бизнес со своими звездными соседями. Эти корабли придали ему легитимность, доказав, что он обладает финансовой и технической зрелостью для вступления в лигу космических миров.
Все это имело огромный смысл, пока не вернулись Хранители.
Шаттл приблизился к носовой сфере "Травертина", где они пристыковались и переместились внутрь. Действовала искусственная гравитация, обеспечиваемая вращением кольцеобразных внутренних секций. Ру хотел осмотреть каюту, но прежде чем кого-либо из них пустили в их помещения - или предоставили доступ к личным вещам, доставленным на борт несколько дней назад, - была проведена необходимая формальность - встреча с капитаном и ее техническим персоналом.
Весь экипаж и пассажиры - пятьдесят четыре души -- собрались в самом большом салоне, окна которого были закрыты ставнями от яркого дневного света.
- Добро пожаловать на борт, - сказала Гандхари Васин, широко разводя руки, словно желая обнять их всех, как технический экипаж, так и пассажиров. - Это великий день для всех нас - монументальный день - и привилегия для тех из нас, кому посчастливилось