- Тогда вы ошибаетесь. Моя мать не нуждалась в прощении. Прощение требуется только тогда, когда вы совершаете преступление.

- И поступки вашей матери не считаются преступлением?

- Она пыталась сделать что-то хорошее.

- Я с этим не спорю, но одни только добрые дела не могут оправдать ошибок, которые убивают сотни тысяч людей. - Грейв протянул ей ладони своих рук. - Послушайте, последнее, чего я хочу, - это вникать во все это. Я просто чувствую, что если мы сможем, по крайней мере, договориться о том, чтобы ладить друг с другом, это намного облегчит жизнь всем нам. Маслин, знаете ли, не такой уж людоед - никто из нас им не является.

- Вы верите в бога, Питер Грейв?

- Мои убеждения или что-то еще не поддается простым ответам.

- Тогда это значит "да".

- Вы оказываете мне медвежью услугу, Гома. - Он отвел глаза с выражением сожаления на лице. - Честно говоря, я надеялся на лучшее от вас. Непредубежденность, готовность принимать различные точки зрения...

- Есть только одна точка зрения.

- Непогрешимая мудрость науки?

- Называйте это как хотите.

- Возможно, вас удивит, если я скажу, что я большой поклонник науки. Я даже читал кое-что из ваших работ.

- Полагаю, это помогает узнать своего врага.

- О, пожалуйста. - Наконец он поднял сдающуюся руку. - Не берите в голову. Замечание сделано. Замечание высказано очень превосходно. Мне жаль, что я задержал вас - жаль, что один из нас не готов начать строить мост. Однако вы ошибаетесь - ошибаетесь насчет меня, ошибаетесь насчет всех нас. Я просто надеюсь, что вам не потребуется остальная часть путешествия, чтобы преодолеть свои предубеждения.

Гома удивленно моргнула. - Это у меня предубеждение?

Но Питер Грейв уже проскальзывал мимо нее. - До свидания, Гома Экинья.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Кану путешествовал по Земле уже неделю, когда добрался до Лиссабона. То время казалось невероятно насыщенным происшествиями: визит к скорбящим Далалам, перелет на дирижабле через Аравийское море, теплый прием в аквалогии, его тревога по поводу бедственного положения его старого друга Левиафана. Выполнив свои обязательства перед Далалами и нанеся визит вежливости морскому народу, он наконец почувствовал, что может позволить себе сбавить темп и провести некоторое время на одном месте. Поиски жилья заняли большую часть дня; теперь, отдохнувший - и уже не находящий земной свет и гравитацию такими обременительными, как тогда, когда он только прибыл, - Кану не строил грандиозных планов на свой день, кроме поездки на набережную и посещения художественной выставки. Он отправился в путь на водном такси, жужжащей электрической штуковине, которая доставила его и горстку попутчиков на короткое расстояние к бетонному причалу, построенному вокруг ног робота-Производителя.

Возвышающийся робот размером с кран находился там с тех пор, как рухнул весь Механизм, все еще балансируя на полпути к реке Тежу, где он в то время работал. Слишком обширный, чтобы его можно было переместить или экономически выгодно демонтировать, он теперь превратился в постоянную, хотя и непреднамеренную скульптурную инсталляцию. Смирившись с неизбежным, город соорудил посадочную площадку на крыше робота и причалы у его подножия, а затем запустил лифты и лестницы вверх по внутренней стороне его трехпалых ног. Внутри его тела и выпуклостей в местах сочленения конечностей были демонтированы тысячи тонн бесполезного оборудования, чтобы освободить место для многоцелевых помещений для проведения мероприятий. Именно здесь, внутри Производителя, проходил одна из самых значительных ретроспективных показов Санди Экинья за последние годы.

Кану купил билет и встал в очередь на причале в ожидании лифтов. Несмотря на его дипломатический статус на Марсе и связь между его именем и именем художника, он не был знаменитостью на Земле. Он передвигался по Лиссабону в блаженной безвестности, едва привлекая к себе посторонний взгляд. Если его вообще заметили, то только потому, что морские жители всегда привлекали определенное количество внимания, куда бы они ни пошли. Он был одет в простую одежду, перекинул через плечо потрепанную подержанную сумку и подкрепил свою анонимность парой антикварных солнцезащитных очков. Он даже не был единственным африканцем в линейке.

Он вошел в прохладу лифта, который поднял его по лестнице на выставочный уровень. Он задержался на несколько мгновений в вестибюле с окнами, наслаждаясь видом Лиссабона с этой возвышенной точки обзора. Нигде в самом городе не было ничего, что могло бы сравниться с этим, и, пробираясь по лабиринту улиц и площадей вокруг своего пансиона, он почувствовал, как медленно разворачиваются старые пространственные воспоминания. С момента его последнего визита прошло много лет, но Лиссабон был подобен морю. Он мог меняться и еще раз меняться, но в своей вечной изменчивости город никогда не был бы ему совсем незнакомым.

Кану пересек вестибюль и вошел в помещение для проведения мероприятий. Несмотря на то, что на выставке был аншлаг, организаторы сохранили количество посетителей на приемлемом уровне. Ретроспектива была разделена на три основных раздела: живопись, скульптура, декоративные изделия и общественные работы. Внутри каждого раздела фрагменты были расположены в приблизительном порядке завершения.

Кану колебался, с чего начать. У него не было реального представления о том, как эти работы вписываются в более масштабное повествование о жизни Санди - была ли она скульптором до того, как стать художником, декоратором до того, как стать скульптором. С некоторым трепетом он достал брошюру из своей сумки. К сожалению, она мало помогла в данном вопросе - похоже, ее написали с молчаливым предположением о знаниях, которых он еще не приобрел. Даже план этажа, казалось, был нарисован намеренно нелогичным образом, так что ему приходилось держать его вверх ногами, чтобы сориентироваться относительно точки входа. Кану наблюдал за другими посетителями, которые прогуливались с видом культурной уверенности в себе, небрежно указывая друг другу на то и это, как будто вехи карьеры Санди были слишком очевидны, чтобы их упоминать.

Неважно. Он должен был с чего-то начать.

Рядом со входом, сохранившийся на постаменте, находился участок стены, который был вырезан и вывезен из Непросматриваемой зоны на Луне. В нем содержался фрагмент психоактивного граффити, сделанного Санди в 2163 году или около того. Кану подошел поближе и попытался вникнуть в смысл этого отрывка. Он уставился на мазок противоречивых цветов, едва осмеливаясь показать хоть какое-то подтверждение своего присутствия. Согласно сопроводительному тексту, "краска" на самом деле была своего рода лицензированной нанотехнологией, оснащенной невидимыми устройствами для отслеживания внимания. Те части, на которые "смотрели" наиболее пристально, сопротивлялись бы перекрашиванию