отделанными драгоценными камушками, но когда Гома просунула руку в изображение - почувствовав, как всасывается холодная мембрана, когда она скользит по ее пальцам и поднимается вверх по запястью, - она могла наколдовать любую из планет или лун до гораздо большего размера и вытащить их из колодца как и яблоки, в этот момент нечеткая природа данных стала совершенно очевидной.

Например, рядом со звездой находилось нечто, что в аннотации обозначалось как "суперземной водный мир" под названием Посейдон. Это был второй мир от Глизе 163 и первый, пригодный для жизни с любой точки зрения.

Они знали размер этой планеты и могли определить условия на ее поверхности и предсказать состав ее атмосферы даже на расстоянии, но ни одна из ее черт не была отчетливой. "Пригодный для жилья" также был относительным термином. Посейдон был горячим - его самые холодные участки были эквивалентны самым теплым частям Крусибла - и сила тяжести на его поверхности снова была вдвое выше. На его покрытой океаном поверхности условия были бы близки к верхнему пределу долгосрочной жизнеспособности многоклеточных существ, хотя это не исключало существования организмов-экстремофилов. В атмосфере был кислород, так что, вероятно, в океане или на его поверхности происходила какая-то форма фотосинтеза, и поскольку планета, по-видимому, избежала безудержного парникового эффекта, должны были действовать терморегулирующие механизмы, удерживающие атмосферу от превращения в печь для сжигания отходов. Хотя люди могли выносить такую среду в течение короткого периода времени, это было неподходящее место для обустройства дома.

Там были газовые гиганты и меньшие, более скалистые миры на круглых и эксцентричных орбитах, некоторые близко к Глизе 163, некоторые гораздо дальше. Поскольку точных данных о спутниках газовых гигантов не имелось, было трудно сказать, могут ли они иметь какое-либо отношение к сигналу. Гома подумала, что более вероятно, что ответ может быть связан с одной из планет земной группы - миров с такими названиями, как Паладин и Орисон. Они двигались по близким круговым орбитам - это была очень компактная солнечная система. Но было мало или вообще не было данных ни о них, ни о таких спутниках, которыми они могли бы обладать, ни о множестве меньших тел, вращающихся вокруг Глизе 163.

Гома знала, что колодец на самом деле был супом из наномашин. Когда ее пальцы сомкнулись вокруг шарика, колодец почувствовал ее намерение и организовал свои ресурсы - само знание - для создания "цельного" изображения, шара, составленного из наномашин с гораздо большей плотностью, чем в прозрачной матрице. Когда она вытащила свой светящийся приз из колодца, машины, составляющие сферу, отражали горизонт человеческих знаний в тот момент времени. Она могла бы содрать корку, обнажив наилучшее предположение о недрах планеты - вишнево-красное ядро или мертвое, как камень, немагнитное сердце.

Но наномашины ревниво оберегали себя, и приз был таким же эфемерным, как сказочный подарок. Даже когда она держала его в руке, машины начали просачиваться сквозь ее хватку обратно в бассейн. Если бы она попыталась вынести свой приз за пределы обода устройства, шар превратился бы в жидкость и растекся бы цветным потоком. Не было ничего плохого в том, чтобы попытаться победить это, и она пробовала снова и снова, надеясь удержать в своей ладони кусочек мира. Но это было бесполезно, потому что машины оказались быстрее, чем предполагалось.

Гоме было приятно, что никто больше, казалось, не проявлял интереса к комнате знаний - по крайней мере, пока. Ей нравилось бросать миры обратно в колодец, наблюдая, как они сжимаются и возвращаются на свои прежние орбиты. Какая из этих планет или лун, гадала она, послала сигнал ее матери? Никто не знал.

Выходя из комнаты после одного посещения, она увидела двух мужчин, суетливо идущих по коридору, в котором она находилась. Оба были сторонниками Второго шанса, что было очевидно по их темно-красной одежде. Это была не совсем униформа - стили варьировались от случая к случаю, - но достаточно близкая, чтобы передать чувство родства и общей цели. Одним из мужчин был дородный бородатый Караян, другой - помоложе и худощавее.

Гома не желала никаких контактов с этими людьми, поэтому ее первым побуждением было нырнуть обратно в комнату знаний. Но это было бы слишком очевидным и трусливым ходом. Она решила проявить наглость - в конце концов, они собирались продолжать натыкаться друг на друга.

- А, - сказал бородатый мужчина. - Грозная Гома. Неужели вы не могли придержать язык, хотя бы на время представления Гандхари?

- Я сказала то, что было у меня на уме.

- Да, мы заметили. - Глаза Маслина Караяна сузились, глядя на нее из-под нависших бровей. - Крусибл - это демократия, на случай, если вы еще не поняли. И мы находимся на борту этого корабля по обоюдному согласию - имеем такое же право на свои места, как вы или любой другой ученый.

- Я не говорила, что это не так.

- Вы также не скрывали своих неприязненных чувств, - сказал Караян.

- Я имею на них право, - сказала Гома, испытывая некий постыдный трепет от собственной нарочитой воинственности.

Молодой человек до сих пор хранил молчание. У него было бледное лицо и копна светлых волос, которые лежали на голове тугими локонами, за исключением завитка, закрывавшего половину лба.

- Вы действительно так сильно нас ненавидите, Гома? Только потому, что у нас немного другой набор ценностей, чем у вас?

- Я должен идти вперед и встретиться со своей женой, - сказал Караян другому мужчине. - Увидимся на вечернем собрании, Питер.

- Спасибо тебе, Маслин.

Караян дотронулся большой рукой до плеча молодого человека и пошел дальше по коридору, оставив Гому наедине с человеком по имени Питер.

- Я не мешаю вам уйти, - сказала Гома.

Мужчина улыбнулся, хотя в выражении его лица было больше печали, чем веселья. - Я Питер Грейв, чего бы это ни стоило. Да, я сторонник Второго шанса и уважаю Маслина, но я также надеюсь, что мы с вами могли бы стать друзьями, по крайней мере, пока мы застряли на этом корабле.

- Зачем вам это нужно?

- Потому что я восхищаюсь вами. Потому что я знаю, что вы сделали, чтобы избавить свою мать от этого.

- Последнее, что я хочу слышать, - это разговоры "Второго шанса" о моей матери.

- У нас широкий альянс. Не все несут одинаковую ответственность за Ндеге.

- Так что вы об этом думаете?

- Я думаю, всегда есть основания для