Мы с Юрой, не сговариваясь, решили о той ситуации пока не распространяться… Да и никакого героизма за собой не чувствовали. Ну, влетели на полной скорости в банду, ну, дураки, сами виноваты. Надо было хотя бы на час раньше выезжать. Ну, не перестрелялись чуть-чуть по своей же глупости. Спасибо Провидению! Духи растерялись, машина не заглохла, камень с горы внезапно не упал, и поэтому – от неожиданности – никто не испугался и не начал стрелять, я на газ давил… Короче, пронесло, а значит, в нашей судьбе ещё не всё так плохо, поэтому и будем молчать, сохраняя эту удачу.

– Да всё нормально, Боря, – как всегда широко улыбаясь, обнял местного опера Юра. – А припоздали потому, что вон он всё карты у пограничников изучал…

Юра кивнул на меня и, уводя разговор от главного, дал мне дальше шанс рассказать какую-нибудь небылицу об опоздании.

Мы уже несколько недель жили в землянках той самой крепости Ташкурган, откуда только что и приехали. Условия для сохранения жизни, с точки зрения безопасности нашей подгруппы, лучше не придумаешь. Высокий, метров десять или даже в некоторых местах выше, толстенный забор крепостной стены, который легко при необходимости выдержал бы прямое попадание артиллерийского снаряда, и глубоко укрытая посередине крепости под вековыми деревьями наша землянка позволяли быть уверенными, что никакая случайная или даже специально выпущенная в нас пуля врага никого и никогда не достанет. Вооружённая охрана из хорошо подготовленных психологически и физически солдат и офицеров-пограничников дополняла уверенность в нашей силе. Поэтому находиться там внутри, и особенно жить, было совершенно безопасно. Правда, стрельба с наступлением ночи, как напоминание, что ты на войне, – была знатная. Небо вокруг крепости окрашивалось трассерами пуль, идущими с гор в сторону города и крепости. Это было красиво, нелепо и страшно. Но через несколько дней своего пребывания мы привыкли, конечно, насколько это было возможным, и к стрельбе, и к раскрашенному от трассеров небу. Пули пугали, но до нас они не долетали…

– Мы с начальником мотоманевренной группы изучали карты местности вдоль дороги до Айбака, – начал в свою очередь рассказывать я. – Ну вот и засиделись… Да ладно, главное – доехали.

– Ну, не хотите говорить, не надо! – сделав вид, что обиделся, сказал Боря. – Давайте проходите, я вас давно жду. На базаре арбуз и дыню специально для вас купил, ну и всё остальное тоже приготовил…

Двухэтажная вилла, сделанная из бетона, невесть каким образом и кем построенная среди остальных земляных строений и с заросшим до безобразия садом, в котором невозможно было бы пролезть, не поранив тела, была как место для проживания – тоже безопасной. Конечно, безопасной по меркам Афганистана… Недалеко от этого домика стоял пост какого-то армейского подразделения. Ворота и улицу охраняли солдаты оперативного батальона местного МГБ[50]. Боря предусмотрительно жил на первом этаже. На окнах – противогранатные сетки, и они занавешены армейскими одеялами, чтобы свет из комнаты не проникал наружу. После скудного убранства нашей землянки даже эти аскетические условия показались нам царскими. Большой стол, застеленный газетами вместо клеёнки или скатерти, был уже уставлен предусмотрительным хозяином тарелками, кружками и яствами этого края. Буханка хлеба местной выпечки из соседней войсковой части, открытая банка минтая в томатном соусе, невесть откуда добытый кусок сала, лук и издающая невероятно аппетитный запах большая алюминиевая кастрюля макарон с тушёнкой. Из неё поднимался ароматный парок только что приготовленного блюда.

– Макароны по-флотски! – одновременно с наслаждением выдохнули мы вместе с Юрой. И чуть не захлебнулись слюной. – Слушай, как есть хочется!

– А ещё больше – выпить! Боря! Какой ты хозяйственный и заботливый! – кинулся обнимать хозяина Инчаков, увидев на столе бутылку «Столичной».

Борис неожиданно для нас засмущался и покраснел. Он оказался ещё и очень незаносчивым парнем. Про него мы с Юрой знали совсем мало, поэтому всё, что происходило с ним и прямо на наших глазах, воспринимали как нормальные человеческие отношения. Да и ему от нас, как мы предполагали, ничего было не нужно. Он просто был нормальным человеком, встретившим людей его же профессии здесь, далеко от родной Москвы. Приятно, что судьба послала нам именно его. Посидеть, выпить, поговорить с близким человеком – что ещё надо для маленького афганского счастья?! А для нас с Юрой, для которых час назад всё это могло бы так неожиданно и, главное, навсегда закончиться, это сейчас стало особенно ценным. Меня только сейчас начало понемногу отпускать от неведомого до сих пор озноба и осознания опасности произошедшего…

Первые тосты и еда, как нам на голодный желудок показалось, приготовленная мастерской рукой повара от спецназа, вскружили голову. Водка расслабила и повела в разговоры на лихую тему о войне в Афганистане и о жизни вообще. Где же ещё поговорить, как не за дружеским застольем?

Борис, несмотря на свою недавнюю переквалификацию из оперов в спецназовцы, оказался удивительным по своей глубине, философски заточенным и уже сформировавшимся специалистом в борьбе с бандформированиями в Афганистане. Он рассуждал здраво и доказательно. Он, оказывается, был абсолютным приверженцем «Вымпела».

– Вам повезло, – говорил он. – Вы сегодня представляете подразделение как необходимую часть разведки в целом. ОУЦ окончательно оформился как самостоятельное подразделение лишь в последнее время. Его задача сегодня и здесь – подавление воли противника. Постепенное формирование в психике врага чувства безысходности и тщетности его усилий. Порождение животного страха. Ваши удары должны напоминать уколы фехтовальщика. Незначительные на первый взгляд с точки зрения материальных затрат, они должны наносить огромные потери противнику…

– Боря, ты очень преувеличиваешь наше значение, – улыбаясь, возражали мы.

– Ничего не преувеличиваю, – говорил Борис. – В исторической ретроспективе первые отряды «Вымпела» просматриваются уже в Отечественной войне 1812 года, где руководство отрядом осуществлялось из армии, командирами отрядов были проверенные отчаянные офицеры… «Вымпел» нельзя рассматривать утрированно, как некое другое подразделение. Здесь уместно такое сравнение, как, например, полотна «Мадонны» со всей живописью в целом. Полотно – лишь материальный частный случай воплощения живописи как таковой. «Вымпел» же следует рассматривать как «живопись» в целом. То есть как веками отшлифованную функцию государства, осуществляемую для своей защиты. И в этом смысле «Вымпеле» бессмертен. Ибо он существует как осмысленная функция государства.

Мы с Инчаковым переглянулись, удивляясь сложности и поэтичности слов Бориса. Неужели на него так водка действует? Но то, что он начитан, интеллектуален и образован – это факт. А где ещё не пофилософствовать и не поговорить, как за хорошей выпивкой с друзьями?! Да и, видно, Борис соскучился по своим. Ему очень хотелось рассказать обо всём, чем он здесь жил. Понятно было, что общением с соплеменниками он здесь не избалован. Да