как не выходило никакого проку, то плебейские трибуны прекратили прения и обвинения, которыми они занимались в сенате. Собрав плебеев на сходку, они пообещали придать силу закона своим требованиям. 4. Получив одобрение народа, трибуны без всяких дальнейших проволочек огласили заранее заготовленный текст закона. Главным в его содержании было следующее: пусть народ изберет на законных избирательных собраниях десять мужей, умудренных годами и разумом, из тех, что более всех заботятся о чести и доброй славе. Пусть они, составив законы обо всех государственных и частных делах[1036], представят их народу. Пусть законы, которые предстоит им составить, будут выставлены на Форуме для всех ежегодно избираемых магистратов и частных лиц в качестве свода норм взаимных прав граждан. 5. Представив этот законопроект, они дали право всем желающим подвергать его обсуждению, назначив для него третий рыночный день[1037]. Было много весьма значительных людей из сената, старых и молодых, которые осуждали этот закон, изливая по сему поводу старательно заготовленные речи. И это продолжалось много дней. 6. Затем плебейские трибуны, досадуя на потерю времени, прекратили прения и назначили день для утверждения закона. Они призвали всех плебеев собраться в этот день уже не для того, чтобы удручать себя слушаньем длинных разглагольствований, но для проведения голосования по трибам. Посулив это, плебейские трибуны распустили собрание.

IV. После этого консулы и наиболее влиятельные из патрициев начали уже более сурово упрекать плебейских трибунов, говоря, что они не позволят им предлагать законы, еще не получившие предварительного одобрения сената[1038], поскольку-де законы являются общими установлениями государств, а вовсе не какой-то части живущих в государстве людей. Они заявляли, что государства постигает отвратительная и необратимая погибель всякий раз, когда худшие граждане устанавливают законы для лучших. 2. «Какое вы, плебейские трибуны, — вопрошали они, — имеете право вносить и отменять законы? Разве не на определенных условиях получили вы от сената вашу власть, а именно выпросили, чтобы плебейские трибуны оказывали помощь терпящим несправедливые обиды и насилия плебеям, а не затем, чтобы замышлять нововведения? А если и была прежде у вас власть, которую вы получили от нас вопреки справедливости, раз уж сенат был тогда склонен уступать всякому незаконному требованию, то разве не потеряли вы и ее с изменением порядка ваших выборов? 3. Разве решение сената все еще назначает вас на эту должность, разве φρατρια подают еще за вас голос, разве жертвоприношения, которые следует совершать согласно законам, совершаются перед вашими собраниями, разве происходит что-либо другое, к чему имеет отношение и закон, связанный со священным страхом перед богами или благочестием перед людьми, раз вы отреклись от всего законного?» 4. Таковые слова внушали плебейским трибунам пожилые патриции, а молодые расхаживали со своими сторонниками по городу и ласковыми улещаниями склоняли на свою сторону более или менее приличных людей из числа плебеев, а несогласных и склонных к волнениям запугивали угрозами, если те не образумятся, а некоторых из самых бедных и презренных, которым не было никакого дела до судьбы государства, но заботила лишь собственная выгода, избивая, словно рабов, изгоняли с Форума.

V. Самым влиятельным из тогдашней молодежи и имевшим наибольшее число сторонников был Цезон Квинций[1039], сын Луция Квинция, прозванного Цинциннатом[1040]. Был он знатного рода и в богатстве не уступал никому. Он был самым красивым из молодых людей, более других славился в военном деле и по природе отличался красноречием. В то время он сильно нападал на плебеев, не жалея слов, которые человеку свободному и слушать неприлично, и не воздерживался от поступков, которые соответствовали его словам. Патриции ценили его за это и просили продолжать действовать дальше, обещая со своей стороны обеспечить ему безнаказанность, плебеи же ненавидели изо всех сил. 2. Плебейские трибуны решили устранить этого мужа, дабы устрашить остальных молодых патрициев и заставить их стать благоразумными. Приняв это решение и приготовив обвинения и многочисленных свидетелей, они вменяют ему в вину преступление против народа, требуя в наказание смертной казни. Приказав ему явиться на суд перед народом, трибуны, когда настало время, которое они назначили для судоговорения, созвав собрание, выступили против него с пространными речами, рассказывая о том, сколь много насилия, жертв которого они приводили в качестве свидетелей, он причинил плебеям. 3. Когда они дали слово юноше, он, хотя его призывали выступить в свою защиту, не подчинился, но потребовал права держать ответ перед частными лицами за те преступления, вследствие которых те, по их словам, от него пострадали, причем он требовал разбирательства в присутствии консулов. Его отец, видя, что плебеи негодуют на высокомерие молодого человека, начал оправдывать его, доказывая, что большая часть обвинений против его сына ложна и состряпана по злому умыслу, 4. а те из обвинений, которые нельзя было опровергнуть, незначительны, слабы и недостойны народного гнева. Сын его, — говорил он, — сделал это не по злобе и не из высокомерия, а из-за юношеского честолюбия, которое-де подвигло его совершить в политических стычках много необдуманных поступков, а равным образом заставило и претерпеть много вреда для себя, поскольку он еще не созрел годами и разумом. 5. Он просил плебеев не только не держать на сына зла за то, что он причинил немногим отдельным людям, но также быть благодарными за ту пользу, которую тот принес всем в военное время, добывая для частных лиц свободу, для отечества господство, а для себя самого снисхождение и помощь сограждан, если он не ровен час в чем оступится. И он рассказывал обо всех его военных походах и обо всех сражениях, за которые тот получил награды и венки от полководцев, о том, скольких граждан в битвах он спас, и о том, сколь многие вражеские стены он покорил первым. 6. Под конец он опустился до униженных просьб, вспоминая свою кротость и обходительность по отношению ко всем и свой образ жизни, чистоту которого от всякой клеветы он свидетельствовал, и просил народ об одной лишь милости — сохранить ему его сына.

VI. Народ был весьма ублажен его словами и готов был отдать юношу его отцу. Но Вергиний, видя, что в случае если тот не понесет наказания, наглость надменных молодых людей станет несносной, встал и сказал: 2. «В тебе, Квинций, очевидны как вся твоя доблесть, так и твое благомысленное отношение к народу, за что тебя и почитают. Но тяжелый нрав этого юноши и его надменность по отношению ко всем нам не допускают ни извинения, ни прощения. Он, взращенный в