Шрифт:
Закладка:
С яростным рёвом кинулся на страшного врага Лэдош, всю силу вложил в удар меча — но бесплотной тенью скользнул ассиэн в сторону, перевернувшись в воздухе, будто уличный акробат. Чёрным крылом заплясал в его руках узкий клинок, и Лэдош попятился, не зная, как подступиться к противнику…
Двадцать пять ассиэнов столкнулись с дружинной сотней, и почти сразу численность отрядов сравнялась…
Первого ассиэна Лэдош Счастливчик убил старым тесаком. Лишившись меча, упав на землю, видя над собой занесённый чёрный клинок, он успел откатиться в сторону, сгрёб горсть пыли, швырнул её в лицо, закрытое маской, выхватил тесак и отчаянно рванулся вперёд.
Второго ассиэна Лэдош подстрелил из лука. Стрела пробила шею врагу, когда тот, разметав защитников, мчался к благородному эру.
Третий ассиэн перерубил тетиву лука и отсёк Лэдошу два пальца на левой руке. Кровь брызгами летела во все стороны, когда два меча — чёрный и сверкающий белый — рубили друг друга, сыпля искрами. Кровь хлынула фонтаном, когда голова ассиэна покатилась в переломанный ковыль…
Тринадцать воинов и тринадцать человеко-демонов сцепились намертво; схватка продолжалась недолго, но сражающимся казалось, что прошла уже вечность. Один за одним падали бойцы на залитую кровью землю, и время для них замирало навсегда. А когда вечность завершилась, в живых остался лишь один боец.
Он стоял на коленях перед убитым врагом и пытался выдернуть засевший в теле меч. Пальцы скользили по мокрой от крови рукояти; силы одной руки не хватало, но вторая рука — без двух пальцев — валялась в стороне.
Лэдош-Счастливчик, ставший Лэдошем Одноруким, тупо дёргал меч и зыркал вокруг бешеными слепыми глазами. Он не понимал, что бой закончился; он не знал, что сражение под городом Алдеган уже выиграно.
* * *Отец умер тихо, смерть нашла его осенней ночью, тёмной и дождливой. Прощаться с покойным пришло много людей, но их общее горе было ничтожным по сравнению с горем братьев.
Три дня лежал мертвец в доме, а потом его отнесли в склеп и положили рядом с женой, о которой при жизни он так редко рассказывал, и которую так часто вспоминал.
Три декады горели свечи у постели покойного, а потом погасли разом, и дым от горячих фитилей сплёлся в призрачный силуэт, поднялся к потолку и растаял.
Три месяца потребовалось братьям, чтоб пережить смерть отца и смириться с потерей. Только теперь они поняли его слова о том, что существуют вещи, рассказывать о которых бессмысленно; вещи, представление о которых можно получить лишь увидев их, почувствовав, пережив…
— Мы пойдём дальше, — сказал Толд, задумчиво глядя в огонь очага и водя пальцем по клинку, лежащему на коленях. — Мы продолжим дело отца, как он того хотел. Мы станем лучше…
На улице был рассвет. Заиндевевшие окна теплились багрянцем — сейчас каждое из них казалось жерлом печи.
— Мы не сможем идти дальше, если останемся здесь, — сказал Эшт. — Отец хотел, чтобы мы помогали людям.
— Слишком рано, — покачал головой Толд. — Мы ещё не готовы.
— Мы взяли всё, что он мог нам дать, — настаивал младший брат. — Теперь нужно идти в мир, а не сидеть на одном месте.
— Здесь есть всё необходимое, чтобы продолжать обучение. Мы пригласим учителей и наставников, у нас достаточно для этого денег.
— Учителя и наставники не дадут тебе больше, чем дал отец.
— Но он сам всё время у кого-то учился. Здесь!
— Если бы не мы, он вряд ли бы сидел дома.
— Сперва он осел здесь, а уж потом родились мы!
— Ты можешь меня переспорить, брат, но тебе не удастся меня переубедить.
— Я знаю твоё упрямство, брат, и не надеюсь тебя переубедить, я лишь прошу — поверь мне! Ты же сам знаешь, сам чувствуешь, что мы ещё многому можем научиться.
— На манекенах и игрушечном замке?! Может хватит сражаться тупыми мечами?! Не пора ли совместить учёбу и благие дела? Не самое ли время продолжить ученичество в новых условиях?
— Такая учёба может стоить жизни. Что проку будет от тебя мёртвого? Чему ты научишься тогда, и какие благие дела совершишь? Мы останемся и будем тренироваться!
— Мы уйдём!..
Их голоса бились о потолок, о широкую балку, на которой углём и мелом были нарисованы знаки-обереги. Братья размахивали руками, добавляя вескости своим аргументам, они хватались за головы, словно удивляясь тупости собеседника, фыркали, хмыкали, хлопали в ладоши, стучали пальцем по лбу, отдувались и вздымали очи горе.
Они поссорились, и три дня дулись друг на друга.
Потом Эшт покинул отеческое имение, а Толд возобновил свои тренировки.
* * *Лэдош-Счастливчик выжил. Лекарь Горк перетянул ему обрубок руки кожаным ремнём, срезал ошмётки мяса, остановил кровь раскалённым железом, обмазал ожог дурно пахнущим снадобьем; волшебник Зой поводил руками над культёй, бормоча заклинания, снял боль и успокоил сердце быстрыми холодными касаниями; знахарь Ень окурил Лэдоша едким дымом, влил ему в глотку целебный бульон, повесил на шею корень травы-многосила.
Две декады бился в горячке Лэдош Однорукий. Виделось ему, что бой с ассиэнами не кончился, чудилось, что они и мёртвые поднимаются на ноги и ковыляют к благородному эру Покатому, стоящему на вершине холма. А на пути у них лишь он — Лэдош Белокожий, Лэдош-Счастливчик…
На двадцать второй день Лэдош Однорукий открыл глаза и увидел потолок, сплошь исписанный знаками-оберегами.
Мальчишка, дежуривший возле койки героя, испуганно встрепенулся и сорвался с места.
Оглушительно хлопнула дверь.
* * *Пять лет пролетели, словно месяц. Каждый новый день Толда был похож на прежние дни. Неустанно тренировался старший брат, и ничто не могло отвлечь его
