— Ухарь тоже так думал, — шепчет старик и качает головой. — И Жак, и Фил. Я помню их… Помню, как они впервые шагали по этой улице… Помню скрип двери… И помню, какими возвращались они назад…

Геркулес не слышит его. Он уже видит большую алую розу, подсвеченную круглым фонарём. Он читает вывеску: «Тугой бутон розы».

Единственный бордель во всех известных мирах, где можно купить человеческую женщину.

Не механическую силиконовую подделку с электронной начинкой. Не виртуальную бездушную красотку, чей образ проецируется компьютером в мозг. Не зелёнокожую приторно пахнущую аборигенку с Зитана-6. Не бритого примата с Дельты Драконис. Не раскрашенного транссексуала с Планеты Развлечений. Не контрабандных оргазмий, искусственно выведенных на каком-то из миров Тёмного Пространства.

Нет.

Настоящую. Человеческую. Женщину.

Только здесь — в Фиштауне, единственном городе Грозовой Планеты.

Не на Земле, где случайно родившиеся девочки меняют пол, едва достигнув совершеннолетия, где процесс зачатия идёт под микроскопом, а эмбрионы развиваются в инкубаторах Центров Воспроизводства. Не на Зеббе, где воинственные амазонки не допускают к себе мужчин, а совокупляются с полуразумными ящерами. Не на Укросе, где Культ Чистоты позволяет людям заниматься любовью лишь дважды в жизни — и сила внушения так велика, что человек, совокупившийся в третий раз, погибает мучительной смертью. Не на Отапи, где вот уже несколько сот лет детей штампуют клонировочные машины, а отказавшиеся рожать женщины давно превратились в уродливых бесполых существ.

Только здесь…

Целую минуту Геркулес стоит перед зеркальной дверью заведения мамаши Ти. Он видит своё отражение, он чувствует, как бешено колотится сердце — и не понимает, отчего. Ему немного страшно — и он ругает себя за необъяснимую слабость.

Затаивший дыхание старик, не оборачиваясь, напряжённо ждёт, скрипнет ли дверь. Руки его замерли на холодной стали карабина.

Мамаша Ти, рыхлая и колченогая, смотрит сквозь стеклянную дверь на могучего молодого красавчика, и радушно улыбается ему, хотя знает, что он не может её видеть. Потом она переводит взгляд на своего мужа, сидящего посреди улицы на старом стуле.

— Опять Тартус отгоняет моих клиентов, — шепчет она сердито, но во взгляде её нет ни зла, ни недовольства, лишь понимание и уважение.

Шуршат юбки: кто-то из девушек спускается по лестнице. Мамаша Ти оборачивается, кивает двадцатилетней Лауре, жестом велит встать рядом.

А потом скрипит входная дверь.

Это твоё небо, малыш…

Дом стоял на вершине горы. Из окон открывался величественный вид — обломанные клыки скал, тёмные пасти ущелий, языки ледников. Здесь стонал никогда не прекращающийся ветер, подвывал жутко и жалобно, словно замерзающий зверь. Где-то далеко внизу льнули к подножью гор стылые стальные облака.

А над головой — небо. Розовое, румяное, искрящееся. Четыре солнца, гоняющиеся друг за другом.

Небо, не знающее ночи. Мир вечного дня.

Планета бескрайних скал.

— Это твоё небо, малыш, — сказала ему мать.

— Это твоя земля, малыш, — сказал отец.

Они склонились над колыбелью — он справа, она слева. Он видел их лица — розовые пятна на фоне тёмного потолка. Он слышал их голоса, такие добрые, привычные, тёплые. Но не понимал, что они говорят.

Он потянулся навстречу голосам, протянул к их лицам розовые ручки, улыбнулся.

— Я не могу! — с отчаянием сказала мать. — Не могу оставить его здесь!

— Мы должны!

Она тихо заплакала. Горячие слёзы падали в колыбель.

— Должны! — повторил отец, подошёл к ней и обнял.

— Я не знала, что эта планета будет такой страшной.

— Она станет ему родиной. И он полюбит её, как мы любим Землю.

— Как можно полюбить всё это? Эти голые жуткие скалы, это страшное небо, эту круговерть разноцветных солнц…

— Это его Родина.

— Он родился на Земле.

— Но вырастет он здесь.

— Почему, почему я должна его оставить?

— Ты же знаешь. На Земле ему нет места. А здесь у него будет всё необходимое. Здесь можно жить.

— Зачем мы так поступаем? Почему дети? Пусть сюда едут взрослые люди! Пусть они живут здесь, осваивают этот холодный мир…

Мужчина покачал головой, ещё крепче прижал к себе женщину, ласково прошептал ей на ухо:

— Они не смогут жить здесь. Они будут постоянно вспоминать о доме. И рано или поздно захотят вернуться на родину, на Землю. Ничто не удержит их на этой планете. Ничто…

— Ты так холоден… — прошептала женщина. — Это же наш ребёнок…

— Но мы всегда знали, что всё так и будет.

— Знали… — выдохнула женщина. Она высвободилась из объятий мужчины, поцеловала малыша в лоб.

— Когда он вырастет, мы обязательно навестим его.

— Это будет через двадцать лет… — сказала женщина. — Двадцать лет… — повторила она, и в голосе её звучал ужас. — Мы даже не знаем, какое будет у него имя.

— Я знаю, — сказал мужчина. — Я вскрыл программу и посмотрел, хоть это и запрещено. Его назовут Троем.

— Это твоё небо, Трой, — сказала женщина, отворачиваясь от колыбели. На лице её застыла гримаса невыносимого страдания.

Они умчались ввысь на огненном столбе. Красный инверсионный след на небе — словно кровоточащая царапина на розовой плоти небосвода.

Металлический дом стоял на вершине горы.

Внутри было тепло, чисто и светло.

Длинная череда кроваток выстроилась вдоль стен. В каждой лежал малыш. В самой крайней лежал маленький Трой. Он улыбался — ему было здесь хорошо…

Пришло время завтракать. Тихо загудели механизмы. Автоматические няни согрели до нужной температуры молоко, обработали соски ультрафиолетом, осторожно поднесли тёплые