— Кажется, ваш отчим не был маглом, — в разгар веселья припомнил Снейп.

— А?.. Да... То есть нет, то есть не совсем, — сразу смешался Роули. — Он был маглорожденным... кажется...

— Это, конечно, меняет дело, — покивал Снейп. — Знаете, повелитель не одобряет убийство чистокровных волшебников.

Торфинн вымахал на полголовы выше своего учителя, но в тот момент очень походил на провинившегося мальчишку. Мальчишка искательно заглядывал в глаза взрослому: накажут? Смилуются?

— Вы... вы ведь не станете об этом рассказывать господину Вол...

— Повелитель не любит, когда его беспокоят личными проблемами.

На побледневшие щеки Роули вернулся румянец.

— Спасибо вам, профессор! — он порывисто схватил его за руку и от души встряхнул ее. — Я помню, слизеринцы друг за друга всегда горой!

— Но впредь будьте осмотрительнее, — Северус поморщился, освобождая кисть из крепкой хватки. — В сложных случаях лучше сперва посоветуйтесь со мной. И, конечно же, я вас поздравляю с почетным знаком.

— Профессор, вы не представляете, как я рад! А можно вас пригласить в нашу компанию? Отметим такое событие!

— Сожалею, но у меня дела. Передавайте привет Бэрку и Паркинсону.

«Новые воители, юные и дерзкие». Кто еще из бывших учеников объявится тут завтра? Он готов с ходу назвать десяток фамилий и биться об заклад, что ни разу не ошибется! Те, кто охотно и не задумываясь провозгласят себя лучшими и достойнейшими, и потому имеющими право топтать, пытать, убивать...

Но есть и другой список. Очень короткий, но в нем каждое имя звучит для декана по-особенному.

Бернадетт Мальсибер. Бертина Крэбб. Джералд Треверс. Эбнер Блишвик. Алан Шейфик. Представители безупречно чистокровных семейств, блестяще окончившие семь курсов обучения в Хогвартсе. Слизеринцы, которые по доброй воле не придут сюда никогда. И если возможно радоваться разлуке, а не встрече, то сегодня у декана определенно имелся повод для радости.

* * *

Большой город не жаловал ночь. Автомобили гоняли ее по улицам, огни рекламы не давали зажигать звезды, фонари на тротуарах пятнали темноту белыми и желтыми кругами. Ночь забивалась в щели между домами, в подворотни, в тупики, до утра коротая время в компании бродяг, кошек и крыс.

Этот человек ночи понравился. Он не шумел, уважая присущую ей тишину, и не пытался рассеять ее светом хитрых человеческих приспособлений. Даже оделся так, чтобы темнота уютно чувствовала себя в длинных складках и под глубоким капюшоном. Лишь одно огорчало ночь: человек направлялся к свету, туда, где кончался такой замечательный глухой тупик и начиналась улица с ее огнями.

Темень попыталась ухватить идущего за полы плаща, но он только повел плечами, поправляя одежду. От «Дырявого котла» до дома на площади Гриммо около получаса ходу. Торопиться некуда. Дневной город утомлял шумом, сутолокой, беспощадно ярким солнцем. А сейчас другое дело: поредевшие прохожие на всякий случай сторонятся черной фигуры, смешение света и тени искажает линии, делая магловский район похожим на Косой переулок. И надо признать, асфальт удобнее для прогулок, нежели истертая подошвами, скользкая брусчатка.

Утренняя встреча с Роули не шла из головы. Вспомнилось, как сам получал Метку. Повелитель не изменял правила: претендент на знак особого доверия обязан убить магла. Если удастся уничтожить не одного, а нескольких — тем лучше.

Несмотря на теплую погоду, по спине пробежал холодок, отголосок давнего страха. Семнадцатилетний Северус шептал сам себе жаркие и убедительные слова Волдеморта о превосходстве волшебников и ничтожестве маглов, распалял в себе ненависть, вспоминая ссоры отца с матерью, твердил, как заклинание, что он не трус, что никто, никогда и ни за что не посмеет не то что упрекнуть, а даже заподозрить его в трусости... и чувствовал, что вместо ярости и готовности убивать на него накатывает тоскливая слабость, оставляя после себя дурноту и потные ладони, судорожно тискающие рукоять волшебной палочки.

А ведь он тогда нарочно выбрал в жертву вонючего, всегда пьяного оборванца, который вечно торчал у одной из забегаловок в рабочем квартале города. Вот она, магловская мерзость во плоти! Да его убить — благое дело, все равно что грязь убрать... А ладони по-прежнему оставались мокрыми, и язык сделался свинцовым.

Пришлось как бы случайно толкнуть его, нарваться на оскорбление. Зеленый луч получился бледным, похожим на струйку дыма. Пьянчуга икнул и сполз по стене, стекленея глазами.

Через неделю яркая, сильная «Авада» упокоила Тобиаса Снейпа. Версия сердечного приступа оказалась вполне убедительной для немногочисленных соседей.

— Ты достаточно смел и решителен, чтобы вступить в мое воинство, — поощрительно улыбнулся Волдеморт, убирая волшебную палочку от свежепоставленной Метки. — Кроме того, ты самостоятельно очистил себя от позорящего родства.

Что он испытывал тогда? Горделивую радость, как Роули? Пожалуй... А еще его впервые кольнула мысль о том, что способность ударить Непростительным вовсе не подразумевает смелости. Зеленый луч легко вылетает из палочки распоследнего труса, если только тот — волшебник.

Понадобилось знакомство с Квирреллом, годы общения с Кровавым Бароном, бой с инферналами в подземных тоннелях, чтобы смутное подозрение переросло в уверенность.

«Авада» не означает победу над врагом, думал Северус, бредя по ночным улицам. «Авада» — всего лишь убийство. Тот далекий безымянный оборванец наверняка ничего не успел понять, точно так же, как и Тобиас. У этих побед чувствовался одинаковый тухлый привкус трусости.

«Не смейте называть меня трусом!» — чуть не крикнул он и обнаружил, что стоит перед дверью дома №12 на площади Гриммо.

Вальбурга Блэк разразилась было обычной бранью, но, вспомнив выходку гостя, прикусила язык. Сопровождаемый ее враждебным молчанием, Снейп, не задерживаясь в прихожей, пошел по коридору, где, как всегда, газовые рожки горели через один и пахло мышами.

Первый же поворот должен был вывести к лестнице, ведущей в гостиную. Послышались знакомые голоса, там полным ходом что-то обсуждали, поэтому он прибавил шагу и, огибая поворот, уже готовился к тому, что первая ступенька круто подвернется под ноги и нужно быть внимательным, чтобы не споткнуться, но вместо потертой ковровой дорожки увидел прямо перед собой... ступни. Босые, мосластые, с поджатыми пальцами. Тощие щиколотки, покрытые редким черным волосом. Костлявые колени. Одно нервно подрагивало.

Северус отшатнулся в недоумении, взгляд скользнул выше... В углу, залитый