Возле Флорентийца оставались теперь только капитан и Генри.

– Я понимаю, ты скорбишь об Ананде. Могу тебя порадовать. Капитан Джеймс привез мне письмо, и в нем Ананда немало говорит о тебе. Он просит меня загладить его ошибки в отношении тебя. Но, как видишь, я и без его просьбы тебя разыскал, – ласково говорил Флорентиец.

На лице капитана в третий раз отразилось необычайное изумление. Письма, переданные ему для лорда Бенедикта незнакомым человеком, все еще лежали в его кармане. А лорд Бенедикт рассказывает Генри, о чем пишут в одном из них.

– Вот видите, друзья мои, как много еще в жизни для вас непонятного, что кажется чудесным, а на самом деле все просто и ясно. Тебе, Генри, повторяю совет Ананды: Радость – непобедимая сила. А вам, капитан, скажу больше: двигайтесь дальше именно так, как начали в Константинополе. Там вы увидели, здесь нашли. Действуйте же так, чтобы уже не расставаться со мною. Завтра я поговорю с вами обоими, а теперь пора возвращаться. Я обещал вам вечером музыку, но вы ее боитесь. Не настраивайте себя на этот лад. Если уж вы начнете наперед настраивать свои нервы, как им воспринимать то или иное явление, да еще запутаете себя боязнью и воспоминаниями, – вы никогда правильно не воспримете ни одного факта жизни.

Мужество, одно мужество и бесстрашие раскрывает ВСЕГО человека, ВСЕ Его силы и таланты. Старайтесь оба обрести свободное восприятие жизни, не отягощенное мусором личных неудач и скорбей. Живя здесь, не ощущайте себя выключенными из жизни, оторванными и сохраняемыми под моим стеклянным колпаком. Ощущайте себя подключенными к моей энергии, раскрытыми для самого большого героического напряжения.

Никакая скорбь не может сковать той абсолютно НЕЗАВИСИМОЙ СУТИ, что живет в сердце человека. Находясь сейчас в нашей семье, ищите в себе гармонию.

Здесь вам легче будет почувствовать мощь своего духа, легче прийти к радости понимания божественной красоты, в себе носимой.

Лорд Бенедикт покинул молодых людей, предоставив их друг другу, и направился к Сандре и Тендлю, старавшимся постичь тайну игры в бокс; оттуда вскоре послышался жалобный хохоток Сандры, поднятого лордом Бенедиктом одной рукой. Обратная дорога показалась Генри и капитану очень короткой, так были погружены они в свои думы. Увидев вблизи дом. Генри шепнул капитану:

– Дорогой капитан, благодарю вас, десять тысяч раз благодарю за все.

– Вот уж, Генри, не знаю, кто кого должен благодарить. На вашем примере я так много понял, что, право, мы квиты.

Незаметно промелькнул обед, и наконец все общество перешло в гостиную, где стоял рояль. У лорда Бенедикта не было обычая после обеда в мужской компании пить спиртные напитки. Вино подавалось легкое, и заканчивали обед все вместе, вопреки английскому обычаю. Помня, что им говорил хозяин во время прогулки, оба гостя старались сохранить в себе мир и приготовиться к восприятию музыки без всяких предвзятых мыслей. Наль сидела рядом с капитаном, и он еще раз имел случай близко наблюдать безупречность ее красоты. И еще раз сказал себе, что Наль не может быть сравнима ни с кем, даже с Анной, красота которой совершенна, как и ее бездонные глаза, огромные, палящие. Анна плоть, хотя и утонченная и божественно прекрасная.

Наль же стихия высшая, если и пришедшая на Землю, чтобы жить по ее законам, то только для того, чтобы рассеивать мрак вокруг себя.

Он взглянул на Алису, которой хозяин помогал поднять крышку рояля. И капитан решил, что он видит вовсе не ту Алису, которую, как ему казалось, он так хорошо рассмотрел и понял, к которой тянулось его земное сердце, как к равной ему сестре по плоти и крови. Теперь у рояля сидело существо, синие глаза которого, полные доброты, сверкали такой волей, силой, вдохновением, что тоже жгли, как огонь. А воздушная фигурка девушки словно жила не в этой комнате, а где-то далеко, кого-то видя, куда-то стремясь, и порыв ее так сильно ощущал капитан, что ему казалось, вот-вот Алиса поднимется и улетит.

Чем-то она напоминала ему совершенно не похожую на нее Лизу, когда та брала в руки скрипку и так же забывала окружающее.

Первые же звуки ошеломили капитана. Мощь и радость лились из-под пальцев Алисы, и Джеймсу казалось, что звуки охватывают его со всех сторон, точно стены, потолок, пол – все звучит, все отвечает этим волнам любви. Капитану не плакать и рыдать хотелось, как в Константинополе. Не скорбь о потерянных годах рвалась из его души. Он был счастлив, что живет, что знает в себе силу победить препятствия и выйти в тот мир Света, где живет «человек его мечтаний». Ему чудилось, что звуки Алисы говорят о нем.

Еще и еще, уступая просьбам, играла девушка, но вот она задумалась, замолкла, заиграла какой-то ритурнель и… запела. С первыми же звуками ее голоса Генри вскочил, протянул к ней руки и вскрикнул: «Мама!» Он пошатнулся и упал бы, если бы не подоспели Николай с Амедеем, подхватившие юношу. В глубоком обмороке Генри был отнесен в кабинет лорда Бенедикта, который просил всех успокоиться, объясняя обморок Генри надорванностью его нервной системы. Когда Генри очнулся, то увидел прекрасное лицо Флорентийца, который рассказал, улыбаясь, почему он очутился в его кабинете.

– Простите, лорд Бенедикт. Теперь я все вспомнил. Когда леди Алиса запела песню, что мне в детстве певала мать, то ее голос, глаза и вся фигура до того напомнили мне мою маму, что я точно с ума сошел, все забыл и бросился к ней.

– Крепись, Генри, дружок. Бери себя в руки. Зачем ты все время оплакиваешь прошлое, если я дал тебе завет жить не только настоящим, но даже и самым последним моментом его.

Отправив Генри, под наблюдением Дории и Артура, в его комнату, хозяин вернулся в гостиную. Здесь было полное спокойствие. С первой же минуты, как только бросившийся на помощь Генри капитан вернулся на место, Наль ласково стала спрашивать о его невесте. Но видя, что капитан глубоко взволнован обмороком Генри, сказала:

– Если отец объяснил, что у Генри перенапряжены нервы, – вы можете быть спокойны. Да и вообще, если отец рядом с больным, можно ли волноваться? Не только больной поправится, но и каждый найдет подле отца силу повернуть свою жизнь по-иному. Тот, кто найдет в себе силы победить сомнения и поверить до конца, – тот останется подле отца и никогда не лишится его дружбы.

К беседующим подошла Алиса. Девушка была, видимо, расстроена, что первые же звуки ее песни так тяжело подействовали на Генри. Но она только села