запряженных в самоедские санки). Все эти вещи (большие доходят до 25 руб. сер.) на заказ стоят в высокой цене, но принесенный на дом, особенно перед большими праздниками и перед ярмарками (когда костянникам преимущественно надобятся деньги), отдаются ими почти за бесценок. Причина того, надо полагать, во-первых, трудность сбыта в коммерческие руки, и отчасти топорная аляповатость самой работы. Некому доставить костянникам хорошие, правильно начерченные рисунки (работают они большей частью на память, на мах или по рисункам, ими же безобразно начерченным); некому показать костяные безделки поразительно-изящной заграничной шоренбергской работы, в сравнении с которыми наши холмогорские не выдерживают никакой критики. Между тем некоторые мастера по лучшим заграничным рисункам умеют делать безукоризненные вещи (таков, например, был Бобрецов на Матигорах), и между тем ни один из них не грамотный, не умеющий рисовать, и все до единого прибегают еще к секретам (по одному, например, приготовляют цепочки из бесконечно мелких колечек, продетых одно в другое). Кость в сыром, невыделанном виде холмогорские костянники покупают, обыкновенно, на двух пинежских ярмарках (Никольской и Благовещенской), куда моржовые клыки и мамонтовые рога привозят с дальней Печоры ижемские зыряне и самоеды Большеземельской и Канинской тундр.

Три раза в год отправляются большие гурты рогатого скота в Петербург; костяная работа занимает не одну сотню рук; в городе есть два кожевенных завода: на улицах то и дело слышишь звон почтового колокольчика; мимо Холмогор прошли два больших главных русских тракта, а между тем город так беден. Дома расшатались и погнили, узкие и кривые улицы, вытянутые какими-то углами на пространстве двух-трех верст, глядят печально и неприветливо; внутренность церквей потускнела от запустения, как будто и от крайней скудости; мосты во многих местах рухнули; с некоторых домов сорвало крыши, сорвало, наконец, и стропильный остов. Окрестные деревни обстроены втрое лучше; соседние сельские церкви не только не уступают, но даже в нередких случаях и превосходят убранство церквей.

— Отчего это? — спрашивал я у холмогорцев.

— Оттого, — отвечали мне, — что наши купцы все в Архангельск выехали и сколько их нет там из русских богатых — все были наши холмогоры. Двое из здешних ладят и в будущем году отписаться туда же. Лови их! А в деревнях соседних богачи попадаются оттого, что либо дочка нашего богатея туда отцовские деньги увела, либо холмогор наш богатый с хорошей женой своей приютился. Бывает и эдак! Жить-то ведь по здешнему понятию, все едино в деревне ли, в городе...

— А отчего у вас так много кабаков? Такого поразительно большого количества я встречал мало, не только в вашей губернии, но далее и в очень многих других. Кабаки эти чуть ли не на каждом перекрестке.

— Думаешь пьем много?

— Непременно.

— Нету, ей-богу, нету! Нам пить не на што. А кабаков этих много оттого, что у нас каждую неделю торги живут: вся окольность съезжается.

Базар этот я видел. Он такой же людный, такой же шумливый и разнообразный, как и везде в тех местах, в которых живет промысловый и толковый народ. Холмогорские торговцы, подперши шестом крышки своих лавок, разложили красные товары: всякую мелочь вроде платков, тесемок и лент; в них сильно нуждаются соседние девки и бабы. Сюда же навезено было много железа из матигорских деревень, которые все почти и по преимуществу заняты кузнечным мастерством. Охотно разбиралась деревенскими и поморская рыба; между сортами ее особенно резко давала знать о себе любимая треска, отшибающая, по обыкновению, крепким аммиакальным запахом. Много видно было посуды деревянной и железной, много веревочной и кожаной сбруи и очень много сортов кожи всякого рода, которая преимущественно разбирается по мелочам вроде подошв, голенищ, кнутов и пр.

Костянники в этот день ходили по домам в числе четырех-пяти человек. Между изделиями их попадались по большей части распятия и разного вида образа, выточенные из моржовой кости, менее белой и плотной, и из мамонтовой, отличающейся от всех прочих поразительной белизной и млечностью цвета.

В полдень этого дня (четверга) по домам слышались многие и долгие разговоры о соседних новостях. Деревенские родные навестили холмогорских хозяев и угощаются сдобными тетерками на хорошем масле, булками, как архангельские шанежки (род оладей), как приволжские жаворонки, составляющими здесь местную характеристическую особенность. К вечеру на улице раздавались долгие и громкие песни, слышался гульливый крик и шум. Ночью по временам разносились усиленные крики, затевалась как будто драка, может быть, с пролитием крови, с синяками по лицу и под микитками... Холмогорский базар разнообразили только пестрые самоедки с саночками, где в меховых тряпицах завернуты были их безобразные ребятишки. Кучи других ребят в рваных малицах сопровождали матерей, вышедших сюда на едому.

— Весело же вы завершили вчерашний базар! — заметил я своему хозяину.

— А чем, батюшка, весело?

— Да у кабаков и шуму много было, и без драк не обошлось дело. Это хоть бы и в Рыбинске...

— Ведь это не наши, ей-богу, не наши: это ведь чай самоед, а то, может, и кузнецы с Матигор. Те ведь у нас люты на выпивку-то, злы...

— Видел, что и вы по домам угощались сытно, много и весело.

— А не будь гостю запаслив, будь ему рад — по пословице. Чайком мы вечор побаловались, а вина мало же пили...

— Съестного, харчей много было наставлено.

— Да, ведь у нас родится хлеб-от, и хорошо родится, лучше архангельского. Мимо нас и пшено не обходит: и им запасаемся. Нам ведь этот базарный четверг, что праздничный день, что воскресенье. А ведь, по нашей по холмогорской пословице: «Деревенская родня, что зубная болесть». Ее унять надо, уважить ее надо. У архангельских вон и рубль плачет, а у нас и копейка скачет с того самого времени, как и город-от наш задвённой стал здесь...

— А скучно у вас, тоскливо, беден ваш город!

— У нас и на это пословица слажена: «Прожили век за холщовой мех». Что станешь делать? Коли не мил телом — не приробишься делом...

— А хорошо вы вчера торговали?

— Да ведь у нас, как и у всех: запросишь по-московски, так с большим барышом будешь, потому наши деревенские в ситцах толку не знают. На чае так вон ты их не надуешь. Спитого-то да высушенного не подложишь им, сейчас вызнают: вон-де твой-от чай плесень выдернула — такого не надо, а давай-де настоящего московского.

— Стало быть, вы нечестно торговлю ведете, оттого и не богатеете.

— Да ведь нам с