Бывшие лорды-апеллянты сидели среди советников, но без своих союзников среди парламентариев и городских купцов они мало что могли сделать. Ричард II заявил, что на протяжении двенадцати лет его правления им управляли другие. Эти годы, по его словам, характеризовались бесконечной чередой налогов, "и я не заметил, чтобы мое королевство стало сильнее от этого". Поэтому король предложил взять на себя управление делами. Повернувшись к канцлеру Арунделу, он потребовал от него сдать печати. Удивленный прелат передал их королю. Казначей и хранитель личной печати были уволены вместе с канцлером. Глостер, Арундел и Уорик были исключены из состава Совета. Арундел был также лишен адмиральства и капитанства в Бресте. Новым судьям, навязанным королю лордами-апеллянтами, было сказано, что они будут смещены, как только на их места найдутся другие. Было приказано провести чистку государственных служащих, в результате которой были уволены все те, кого лорды-апеллянты поставили в администрации. Не менее 400 человек, которых Ричард II считал креатурами своих врагов, были уволены из его двора[933].

Ричард II разыграл свою партию с большим политическим мастерством. Помимо чистки своих противников в администрации, он не начал кампанию мести против тех, кто их туда поставил. Накопившиеся за последние три года обиды были скрыты за маской милости. Приговоры Безжалостного Парламента были оставлены в силе. Судьям, которые консультировали короля на печально известном Ноттингемском Совете 1387 года, было позволено сгнить в ирландской ссылке. Роберт де Вер, Майкл Поул и Александр Невилл были оставлены до конца своих дней изгнанниками на континенте. На место этих упрямых людей, имеющих свое мнение, Ричард II назначил покладистую администрацию во главе с Уильямом Уайкхемом и епископом Брантингемским из Эксетера, пожилыми профессиональными администраторами, которые с явными опасениями заняли посты, которые они в последний раз занимали восемнадцать лет назад при Эдуарде III. Если эти люди что-то и отстаивали, то честное, экономичное правительство и идеалы государственной службы, мало чем отличавшиеся от идеалов мармузетов во Франции.

Тем временем король незаметно создавал свою собственную партию. Джон Гонт был отозван из Гаскони и осыпан почестями и милостями. Политические навыки герцога Ланкастера и его положение среди английской знати будут крайне необходимы в последующие годы. В то же время Ричард II обрел новых союзников среди молодого поколения английских дворян и помог им укрепить свое положение в стране. Его вздорный и жестокий единокровный брат сэр Джон Холланд стал графом Хантингдоном в 1389 году, и обрел крупные земельные владения на западе Англии. Его двоюродный брат Эдуард, способный и безжалостный сын Эдмунда Лэнгли, герцога Йоркского, в следующем году стал графом Ратлендом и доверенным военным и дипломатическим советником короля. Ричард II, по словам язвительного современника, "любил его больше всех живущих". Болингброк и Моубрей, более умеренные из бывших лордов-апеллянтов, были оставлены в Совете, а Моубрей стал так же близок к королю, как и в детстве. Даже Глостер и Арундел через несколько месяцев были вновь приняты в Совет, хотя они так и не восстановили свое прежнее влияние[934].

В еще одним, возможно, сознательным отголоском событий во Франции стало заявление  Ричарда II 16 мая, что если перемирие с Францией будет согласовано, он откажется от второй части парламентской субсидии, которая должна была быть собрана в июне. По его словам, это было "его собственное решение, принятое без чьего-либо совета"[935]. Вероятно, это было правдой. Ричард II хорошо понимал пагубные политические последствия высоких налогов и дестабилизирующий эффект войны, которая поставила его правительство в зависимость от постоянных субсидий Парламента. Со временем противостояние короля войне стало не просто политическим расчетом, а вопросом убеждения, имеющим важное моральное значение. Король всей душой включился в миротворческий процесс, который Глостер и Арундел терпели только из-за отсутствия какой-либо альтернативы. Возвращение Ричарда II к реальной власти в Вестминстере, последовавшее за захватом власти мармузетами в Париже, оказалось решающим моментом в долгой, полной разочарований истории англо-французских дипломатических контактов.

* * *

Новая мирная конференция открылась в Лелингеме на границе Кале вскоре после Рождества 1388 года. Обе делегации возглавляли ветераны дипломатии. Уолтер Скирлоу, епископ Даремский, в качестве клерка канцелярии, а затем хранителя личной печати участвовал в каждых англо-французских переговорах на протяжении десяти лет. Впервые он встретился со своими коллегами, Николя дю Боском и Арно де Корби, на заключительном заседании Брюггской конференции в 1378 году. Эти люди уже не раз пересекались на этой почве. К этому времени, разногласий между двумя главными воюющими сторонами оставалось совсем немного. Старые неразрешимые вопросы — оммаж, суверенитет и территориальные претензии на юго-западе — были отложены в сторону, пока стороны пытались согласовать условия долгосрочного перемирия, в котором они обе отчаянно нуждались. Кале перестал быть камнем преткновения, как только герцог Бургундский был оттеснен от власти. Кастилия, которая на протяжении многих лет была главным препятствием на пути к долгосрочному перемирию, исчезла из повестки дня после заключения соглашения Джона Гонта с Трастамарской династией. Единственным серьезным препятствием на переговорах в Лелингеме стала возрождающаяся мощь Шотландии. Англичане всегда отказывались рассматривать Шотландию как вопрос, который нужно обсуждать с французами. Это было их дело, внутренний вопрос с подчиненным королевством, чья ссора с Англией была старше войны с французами. "Они такие близкие наши соседи, что мы можем посетить их, не замочив ног, как и они нас", — говорили английские послы. Проблема заключалась в том, что шотландцы не были представлены в Лелингеме, а французы были связаны договором не заключать без них никаких долгосрочных соглашений. Насколько далеко готовы были зайти французы, чтобы защитить интересы этих неудобных союзников, еще предстояло выяснить. В середине января 1389 года конференция была отложена, а Николя дю Боск и его коллеги вернулись в Париж для консультаций[936].

Тем временем отношения между Англией и Шотландией резко ухудшились. 20 января 1389 года в Вестминстере собрался Большой Совет. Были утверждены планы большой карательной экспедиции на север, которая задумывалась еще с середины предыдущего года, а начало кампании было назначено на 1 августа. Томас Моубрей, граф Ноттингем, был назначен хранителем западного участка границы. Оборона Нортумберленда была поручена комиссии из четырех видных северных лордов. К сожалению, в целях экономии средств они были назначены только на июнь. В результате единственными организованными военными силами на месте были гарнизоны Бервика, Роксбурга и Карлайла. Воспользовавшись случаем, шотландцы возобновили свои вторжения. В течение марта и апреля была проведена серия исключительно разрушительных набегов. И снова основная тяжесть от этих операций пришлась на Камберленд и город Карлайл. По сообщениям, 200 человек были заживо сожжены в своих домах. "Все, что было у пограничных жителей, было сожжено и разграблено во время непрерывных набегов шотландцев, — жаловались они, — большинству из них теперь не