становился самостоятельным живым существом, сохраняя между тем энергетическую связь с человеком.

Рязанское население рассказывало, что волосы — это нити из пряжи Божьей Матери, которыми Бог украсил людей, поэтому в старину отрезанные и выпавшие волосы хранили, а затем клали в гроб: на том свете необходимо давать отчет за каждый волосок и возвращать их все Божьей Матери. Местная сказка объясняет появление различий в мужских и женских прическах тем, что однажды черт пытался утянуть женщину в ад, а мужик, схватив ее за волосы, вытащил ее на этот свет.

Возведение строений и распашка земель женщинами из племени гилиев. Миниатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. Библиотека РАН

Также на Рязанщине первое яйцо, снесенное молодой курицей, катали трижды по голове старшего ребенка, приговаривая: «Курочка, курочка, снеси столько яичек, сколько у ребенка волосков!»; знающие торговки первой вырученной от продажи монетой расчесывали волосы, приговаривая: «Сколько волос, столько пусть денег»; изготавливая пояса, женщины с соответствующими заговорами вплетали в них свои волосы — для защиты от нечистой силы[161]. В некоторых регионах волосы прятали под камни, закапывали на перекрестках, реже сжигали[162].

Василий Корень. Грехопадение. Гравюра на дереве. 1695. Российская национальная библиотека

Волосы матери были для ребенка сильным оберегом. Мещерские повитухи перевязывали пуповину нитью, спряденной из конопли (реже льна) и волос матери. Ребенку, к которому постоянно цеплялся сглаз, повязывали на запястье материнский волос[163].

Чтобы приворожить парня к девушке, брали его и ее волос и с соответствующим заговором связывали их[164].

Так же поступали, если хотели сжить кого-то со свету: в таком случае волос живого связывали с волосом мертвеца[165]. Особенно ценился волос умершего насильственной смертью: с его помощью наводили порчу на семью. Такой волос незаметно подкладывали на печь или в красный угол — и в результате муж с женой жили плохо, скандалили, а иногда дело доходило до смертоубийства.

Использовались волосы и для гадания. Во время обряда крещения волосы младенца закатывали в воск и бросали в купель. Примечали: если плавает — ребенок будет жить, пойдет ко дну — не будет[166]. В конце XIX — начале ХХ века в некоторых рязанских селениях мужья, отправляясь на заработки или на войну, оставляли женам пару-тройку своих волосков. Время от времени женщина опускала волосок в стакан с «непитой», то есть взятой в полночь, водой. Если утром вода оставалась чистой и волос плавал на поверхности — с мужем все хорошо. Если вода мутнела, но волос плавал — он жив, но с ним случилась какая-то неприятность. Если же вода мутнела и волос тонул — это был знак, что человека нет в живых[167].

Со времен Древней Руси до нас дошли секреты «чтоб власы долгие и хорошие были»[167]. Волосы считались гордостью девушки и женщины («Моя русая коса всей волости краса»[167] — пелось в одной песне, распространенной на рязанской земле), и потому, например, рязанские девушки на Вознесение расчесывались в ржаном поле, «чтобы иметь волосы густые, как рожь, и быть здоровыми»[167]. В ночь перед Рождеством следовало набрать снег, растопить его и вымыть этой водой голову с приговором: «Как матерь Ева в раю во власы одевалась, так бы и у меня, рабы Божьей [имя], власы были такие»[167]. Мыли голову и золой: разбавляли горсти две свежей золы водой до сметанообразной консистенции. Полученное «зелье» наносили на влажные волосы и смывали теплой водой. Также рекомендовалось «в штофе воды навести меду и мыть оным волосы»[167]. Очень действенными средствами для улучшения роста волос считались конопляное и льняное масла. Их добавляли в пищу и втирали в волосы.

* * *

Рот — очень сакральная часть человеческого тела, хотя бы из-за того, что он воспроизводит слова, рождает их: «Слово не воробей: вылетит — не поймаешь». Слова «рот», «зубы», «уста», «целовати» и «лобзати» (от «лобзь» — «губа») известны по древнерусским памятникам с XI века, слово «губа» более позднее (XVI век), а глагол «лобзатися» (ласкать друг друга), как считают некоторые исследователи, и вовсе появился в XVII веке[168].

Если «поцелуй» подразумевал невинность отношений, обозначение доброжелательности, благоволения — этакую общепонятную чистую ритуальность, то «лобзание» имело явно сексуальную окраску: лобзающиеся могли себе позволить и «губами плюскати» (чмокать), и даже «влагать язык» в чужой рот (исполнять так называемый французский, или татарский, поцелуй). Последнее до недавнего времени сельское население, да и городское тоже, воспринимало как эквивалент коитуса. Но если похотливые поцелуи осуждались и приравнивались к грехам, то ритуальное целование, хоть, несомненно, и содержало элементы эротики, было широко распространено на Руси. Один из самых торжественных обрядов, конечно, поцелуйный. Путешественник и дипломат Яков Рейтенфельс в 1670-х описывает его так:

С целью доказать особенную приязнь чужестранцу, пользующемуся их расположением, мужья и отцы иногда приказывают жене или дочери, наряженным в драгоценнейшее платье и окруженным многочисленною прислугою, предстать пред взорами гостя и поднести ему водки в серебряном кубке, причем усерднейше приглашают гостя, в залог дружбы, поцеловать жену, причем он должен непременно, низко поклонившись, бегом приблизиться к ней, неподвижно стоящей, и напечатлеть легкий поцелуй, ни на рот ее, ни на губы, а только на обе щеки, и так же отойти от нее[169].

В XVII веке было принято целовать друг друга при встрече не только в Пасху, но и в течение сорока дней между Пасхой и Вознесением. В Западной Европе, где такой традиции не водилось, это воспринимали как обычай, характерный исключительно для русского православия.

Кроме того, поцелуем завершали прощание с покойником или тем, кто уже на пороге смерти; этот обряд соединял в себе прощание, прощение и заверение в вечной взаимной любви. Уже упоминавшийся здесь Петр Петрей де Ерлезунда в 1610-е годы наблюдал, как «подходят к гробу родители покойного, братья, сестры, жена, дети, друзья, родные и все присутствующие, целуют его на расставание, прощаются с ним, потому что дольше ждать ему нечего, а пора и в дорогу».

Рекомендуем посмотреть.

Константин Маковский. Поцелуйный обряд. 1895

© Русский музей, Санкт-Петербург, 2023

Они справляют это [поминки] пением, каждением, целованием друг друга в губы: последнее водится и между мужчинами и женщинами в доказательство их искренней, сердечной и душевной радости, и при том вполне верят, что души их умерших друзей получают от того большое облегчение, даже чувствуют радость и