Шрифт:
Закладка:
– А вы не могли отказаться или уклониться от этой задачи? – спрашиваю я. – Может, в вашей семье есть еще кто-нибудь, кто мог бы стать императором?
– Нет, больше никого. То, какими талантами мы наделены от природы и то, чему обучались с малых лет, делает нас хорошими будущими императорами. Прежде всего потому, что мы не жаждем власти. Наши родители изо дня в день вбивают нам это в головы: хороший император – тот, кто страдает от того, что вынужден занимать этот пост. Если он наслаждается своей властью и желает с ее помощью возвеличивать себя, то приведет королевство к краху.
– Так, значит, то, что вы опасаетесь этого – хорошо? Почему же ты в таком случае утверждаешь, что твоему отцу с вами приходится нелегко?
– Страх требует мужества, а вот его-то нам обоим и не хватает. Не пойми меня неправильно: всякий раз, когда дело доходит до боя или столкновения с опасным противником, у меня хватит смелости сделать это. Но как только я думаю о том, что однажды мне придется стать императором, чувствую себя совершенно потерянным.
– А разве ты должен? Официально ты ведь Испе́р, так?
– В ночь после нападения я был на грани жизни и смерти. Врачи объяснили моему отцу: «Он не может бороться за жизнь, потому что не хочет этого». Они спросили его, в чем может крыться причина такого нежелания. Испе́р – настоящий Испе́р – сидел рядом с моей кроватью. Он выслушал взрослых и, зная ответ, громко сказал: «Он не хочет становиться императором. Не хочет взрослеть, потому что тогда ему не придется становиться императором». Это была правда, и мой брат произнес ее в нужный момент. Если бы он этого не сделал, меня бы здесь не было.
Мое сердце стучит быстрее. Я никогда не задумывалась, что в ту ночь он был на волосок от гибели.
– Значит, в ту ночь твой отец решил поменять вас ролями. И официально заявить, что убийцы схватили не того мальчика.
– Именно. Мой брат так испугался за меня, что пообещал отныне быть Перисалом и однажды вместо меня стать императором. Избавление от этого тяжкого бремени стало для меня великим освобождением. Я захотел оправиться – как позже мне рассказали врачи – и в ту же ночь преодолел критическую фазу.
– Я вышла замуж за Испе́ра, но ты – вовсе не Испе́р.
– Если бы я остался Испе́ром на всю жизнь, это было бы неважно. Но мой брат, наверное, уже раз сто просил меня отменить обмен. Иногда в шутку, иногда – на полном серьезе. Мой отец по-прежнему считает меня настоящим наследником престола. Он постоянно убеждает меня, что мы в любой момент можем объявить миру, кто я такой на самом деле. По сути, они меня тогда обманули. Они сказали мне: «Живи, тебе не придется становиться императором». Однако и мой брат, и мой отец считали, что после вполне разумного периода отдыха я снова смогу взять на себя бремя ответственности.
– И как много времени прошло с тех пор? Лет шестнадцать?
– Пятнадцать. Вот уже пятнадцать лет они ждут, когда я наберусь мужества, чтобы поставить перед собой задачу, для которой, по их мнению, и был рожден.
– И? Ты набрался мужества?
– Я должен. На этот раз ранили именно Пери. Он не был на грани жизни и смерти: раны оказались почти безвредны. Но когда я посетил его в Толовисе, он, еще лежа в постели, стал настойчиво просить меня освободить его от этого бремени. Знаю, что должен это сделать. Я в долгу перед ним. Но, похоже, на этом моя жизнь кончится. Я страшусь вновь становиться наследником престола.
– Что это значит для нас?
– Ну для начала, – наш брак недействителен. Я подписал свидетельство не своим именем, так что…
– Да?
– Сейчас у нас другие заботы. Да это и неважно, потому как – что бы ни случилось и кем бы я ни был – я буду любить тебя. Ты всегда должна помнить об этом! Я не знаю никого, для кого бы все эти титулы и свидетельства значили бы меньше, чем для тебя. То, что связывает нас, благодаря этой тайне остается нетронутым. Вот почему я так долго скрывал от тебя правду. Я хотел сохранить это в секрете, чтобы того, чего я так страшусь, не случилось. Но теперь оно настигает меня. Уже настигло.
Я прижимаюсь к нему щекой и перебираю кудри, которые так сильно люблю. Значит, он – наследник престола. Этого еще не хватало.
Предрассветный сумрак в моей комнате уже давно сменился дневным светом, а я все никак не могу заставить себя проснуться по-настоящему. И только когда ноздри начинает щекотать явственный аромат печенья с жареным миндалем и ванильной глазурью, любопытство перебарывает мою ленивую сонливость.
– Как же мне будет не хватать этих утренних доставок, – слышу я голос Испе́ра. – Кстати, это печенье называется «Клэриллис», но из тех пяти штук, которые я выпросил для тебя у Каниклы, до твоей башенной комнаты добрались только три.
Желая убедиться, что все оставшиеся три печенья целы, я открываю глаза.
– Ты съел мое печенье? – спрашиваю я. – Мое печенье?!
– Да.
Я поднимаю на него глаза и внезапно теряю всякий интерес к бесценному лакомству. Во-первых, потому, что он мне безумно нравится. А во-вторых, потому, что его вид живо напоминает мне о блаженстве минувшей ночи, и мне хочется прямо сейчас продолжить с того места, где нам пришлось остановиться из-за обоюдной усталости. В-третьих, я замечаю, что в его смехе куда меньше радости, чем он хочет мне показать. Я узнаю этот взгляд – за ним скрывается стена страданий.
– Я должен идти, – говорит он. – Я зашел попрощаться.
– Когда ты вернешься?
– Не знаю, – отвечает он. – Будь осторожна, хорошо? Не вздумай покидать Амберлинг! Я позабочусь о том, чтобы здесь ты была в безопасности – то есть вне досягаемости моего отца. Я не могу держать под контролем древних ведьм и колдунов, но того, кто напал на моего брата, больше нет. И тем не менее не стоит терять бдительности. Ты всегда должна обращать внимание на то, что происходит вокруг тебя.
– Я всегда это делала.
– Верно, – говорит он, лаская мое лицо. Мне хотелось бы получить от этого удовольствие, но грусть и меланхолия, которые Испе́р излучает, не позволяют мне насладиться его прикосновениями в полной мере.
– В чем дело? – спрашиваю я, приподнимаясь на подушках.
– Я когда-нибудь говорил тебе, что твоя магия, которая окутывает этот дом, ограничивает мои собственные магические силы?
– Нет.
– По большей части я могу справиться с этим, но, будучи магом, ощущаю нечто вроде того, как если бы я был связан и с кляпом во рту. А самое странное в этом то, что…
– Да? – спрашиваю я.
– Даже не знаю, – нерешительно говорит он. – Почему-то именно из-за этого я чувствую себя свободнее, чем обычно. Но сейчас мне пора. Сегодня в полдень я должен был быть в Толовисе, и я уже изрядно опаздываю.
Он дарит мне неизбежный прощальный поцелуй, мы с трепетом тянемся друг к другу и ненадолго замираем в неистовом объятии. Но это совсем не то, что было ночью. Я не могу позволить себе утонуть в этих объятиях, потому что знаю: он сейчас уйдет. От этих прикосновений боль разлуки не ослабевает, а становится только сильнее.
