просто сидели. Он ел, а я наблюдал за ним. Потом он нашел бутылку. Ну тут пиши пропало, такое уже не раз случалось. Сначала он заводит разговор по душам, а потом все перерастает в ссору. Так вышло и в этот раз. Правда, в свой день рождения он был более добр ко мне. Не знаю, что на это повлияло. Стал изливать душу. Ну как обычно… Маму вспомнил, себя не забыл. Всегда нам врал, что он не спал ночами и вкалывал, аки пчелка, чтобы дети не голодали и все у них было. Это он про нас с сестрой. Почему-то не вспомнил, что все и всегда волокла на себе Машка. Ну и бабка с дедом со стороны отца, о которых он тоже почему-то не упомянул. Аня, его подруга, опять же. Но у отца всегда отшибало память, когда он ударялся в воспоминания.

— С чего начался конфликт?

— С того, что я должен быть ему благодарен за все. Что я не мужик, а трутень.

— А ты трутень? — спросила я.

Северский перестал печатать.

— Готовлюсь в вуз. Самостоятельно.

— Где-то работаешь?

— Пробовал, но бросил. Сестра сказала, что ничего страшного. Деньги ведь есть, можно пока что и дома посидеть.

Виталий Андреевич вернулся к клавиатуре.

— Так и напишем: «В настоящее время не работает».

— Да, занимаюсь самообразованием. Постигаю себя. Имею право, — отозвался Артур.

— Конечно, имеешь, — приблизил лицо к монитору Северский. — Ссора началась с того момента, когда отец назвал тебя трутнем? Именно это вывело тебя из равновесия?

— О нет. Это самое безобидное прозвище, — ответил Артур. — Обычно я скотина, мразь и «если бы я знал, что воспитаю такого подонка, то заставил бы мать сделать аборт».

— Как мило, — не удержалась я.

— Вернемся к вам на кухню, Артур, — перебил меня Северский. — Давай по делу.

— Я никогда не пью так, чтобы валяться под столом, — продолжил Артур. — Я, если хотите, эстет. В шестнадцать перепробовал с друзьями все, что можно было найти в магазинах по разумной цене. Тогда и сделал вывод, что тупо накачиваться алкоголем — так себе ощущения. Заинтересовавшись и более глубоко изучив предмет, остановился на определенных брендах вина и коньяка. Дозы вывел для себя сам. Алкашом себя не считаю. Сестра бесилась, когда видела, что я открываю бутылку вина. По ее мнению, я еще ребенок, глупый и самоуверенный, а на деле пшик ходячий. Пришлось ее перевоспитывать. Успешно.

— Как ты ее воспитывал? — спросила я.

— Попросил обратить пристальное внимание на то, как часто она видит меня со стаканом в руке. Статистика сработала в мою пользу. Я действительно наслаждался процессом, а не конкретно бухал. Просто если ты заметил что-то у человека более двух раз, то у окружающих создается мнение, что он пристрастен. На самом же деле это вопрос психологии и невозможности обуять собственные тайные страсти. Машка насмотрелась на отца и решила, что я пошел той же дорогой, но это было не так.

— Ладно, — согласился Северский. — Со спиртным разобрались. Давай-ка конкретнее о конфликте.

— А еще раз закурить разрешите? — решил поторговаться Артур.

Следователь вышел из-за стола и дал ему сигарету.

— Вот спасибо. А водички можно?

Я дала ему бутылку воды, которая уж два дня болталась в сумке.

— Ай, молодцы, создали все условия, — устало улыбнулся Артур. — Ну, ладно, я верен своему слову, давайте дальше. Итак, отец привычно поливал меня грязью, но ссориться с ним я не хотел. Во-первых, у него была днюха. Во-вторых, я слишком устал, чтобы реагировать на его бред. В-третьих, ничего нового я бы не услышал. Все та же песня о том, какой я «замечательный». Бутылку из его рук я тоже не вырывал. Смысл? Он все равно напьется и где-нибудь уснет. Да и я уже хотел спать.

— Почему отец тебя постоянно доставал? — задумчиво спросил Северский. — Не на ровном месте же?

Артур ответил сразу, даже не подумав над ответом.

— Чтобы это понимать, нужно знать прошлое нашей семьи. Мама оставила нас с отцом, когда мы с Машкой еще под стол пешком ходили. Если бы не отцовские предки, которые дневали и ночевали у нас дома, всем было бы очень трудно. Но это я сейчас понимаю, а тогда, конечно, мне было пофиг. И мать я понял тоже не так давно. Красивая и успешная, она просто не смогла быть с папашей, но и нас с Машкой не имела возможности взять с собой в Америку. Может, она потом и хотела, но отец не дал. Гордый, бля. И куда девалась эта гордость, когда он переводы в валюте от матери получал? А потом еще и эта подстава с песней… Но я не хочу сейчас об этом, к делу оно отношения не имеет.

— Да, давай по теме, — согласился Северский.

Артур удовлетворительно кивнул.

— Перед сном решил принять душ. Вообще-то это моя давняя и, считаю, очень полезная привычка. Я честно намеревался потом завалиться в кроватку. Когда я зашел в ванную, отец оставался на кухне. На часы я в тот момент не посмотрел. Это честно.

Сквозь шум воды у нас иногда слышно все, что происходит в квартире. И я могу поклясться, что разобрал тогда все звуки.

— И что же ты услышал? — спросил Северский.

— Мне показалось, что отец открыл кому-то дверь.

Артур напряженно всмотрелся в темноту за окном.

— Есть у отца такая фишка — он брелочный фанат. У него брелоков, наверное, штук тридцать. Последний в виде набора миниатюрных гаечных ключиков, их там штук десять, наверное. Такая хрень, если честно… Они адски гремят при любом движении. Связку отец всегда оставляет в замке. Приходит домой, закрывает дверь изнутри, а ключ вставляет в замок. Нас тоже к этому приучил. Можете представить, какой будет грохот, если связку как-то потревожить? Вот этот набат я и услышал.

— Сквозь шум воды?

— Именно. Звуки по своей природе разные. Советую по возможности провести домашний эксперимент, и вы поймете, о чем я говорю. А теперь загадка: кто мог загреметь ключами, если не папа? А если он загремел, значит, открыл дверь. Зачем он это сделал? Чтобы впустить человека и получить ножом в туловище.

— А что, дверной звонок у вас не работает? — спросила я. — Тот, кто пришел, должен был как-то сообщить о своем появлении, но он почему-то не позвонил в дверь.

— Звонка в дверь я не слышал, — согласился Артур. — Я бы его точно не пропустил. Но его не было. Возможно, тот человек позвонил отцу по телефону. Я не знаю.

— Что-то тут не сходится, — заметил Северский. — К ключам еще