Шрифт:
Закладка:
Я еще не успел выйти на сушу, но чем дальше я отплывал от дома, тем больше становилось земли по левую сторону от меня. Материк, словно незримая сущность, наблюдал за нами, ждал, пока я взгляну на него и замечу, как он манит меня. Он, будто невидимый магнит, притягивал меня. Его было невозможно игнорировать.
Возможно, если бы у меня была морская карта, а не карта дорог, пересекавших когда-то заселенную землю, я бы лучше ориентировался. Два дня быстрого плавания остались позади. Мы заночевали в широком заливе, который огибал большой остров на севере и, как мне кажется, вел в реку, по которой мама и папа привезли «Добрую надежду» много лет назад из города, в котором они спали в библиотеке. Мне захотелось отправиться туда и увидеть книги своими глазами, и я почти решился, но Джип снова стоял на носу лодки и смотрел на юг, поэтому мы продолжили путь.
Меня переполняли странные чувства, пока я плыл мимо домов и маленьких деревень на берегу. Они ощущались иначе, чем на знакомых островах. Я знал, что все дома заброшены. Но теперь моя уверенность таяла. Даже спустя столько лет забвения окна некоторых зданий по-прежнему сохранились и подмигивали солнечным светом, когда мы проплывали мимо. Каждый раз меня охватывало странное ощущение, словно дома пытались привлечь внимание. Я нередко чувствовал, как встают дыбом волоски на затылке, пока мы плыли, словно дома что-то делали у меня за спиной. Смеялись. Обсуждали, что я совершаю огромную ошибку.
Когда ты один, легко поддаться тревожным мыслям. Ты когда-нибудь испытывал эти секунды тишины в своем переполненном мире, когда кажется, что твой разум преследует тебя и играет с тобой в игры? Или людей было так много, что ты не мог услышать песни, которые он хотел спеть тебе, как плохие, так и хорошие? До того, как я оказался в руинах твоего мира, я все еще не представлял, сколько людей жило в нем, но я ощущал его одиночество. Оно было таким оглушительным, что я достал твою фотографию из рюкзака, — где она жила в качестве книжной закладки в любой книге, какую бы я с собой ни брал, — и прикрепил ее к карте, чтобы ты составил мне компанию. У меня не было фотографий своей семьи, поэтому тебе предстояло выполнить эту работу за них. Даже такое присутствие очень успокаивало.
Поскольку часть пути была монотонной, а разум любит блуждать, я нередко погружался в мысли, а потом осознавал, что потерял бдительность. Ощущение слежки было более чем реальным. Какое-то шестое чувство говорило мне, что Брэнд был рядом. Он прятался на темном массиве земли и преследовал меня. Когда эти мысли накрывали меня, я начинал осматривать море и берег в попытке увидеть Брэнда. Но его там не было. Он жил лишь у меня в голове.
Дни Джипа тоже проходили одинаково. Проснуться, встать на носу лодки и ждать, пока мы отправимся в путь, затем сесть в кокпите рядом со мной, прерываясь лишь на еду и туалет. Последнее его смущало: обычно Джипу не нравилось справлять свои дела на глазах у других, но мы заключили сделку. Я притворялся, что не замечаю его, а он притворялся, что не видит, как я мою пол морской водой или выбрасываю какашки за борт ржавым совком, который я хранил в лодке как раз для таких неудобных моментов. Я подходил к перилам, следя за тем, чтобы ветер был позади, делал свои дела, и в свою очередь Джип старательно игнорировал мои извивания над водой.
Порезы и царапины на руке от моллюсков заживали не так быстро, как мне бы хотелось. Я винил соль в морской воде и постоянные брызги волн. Когда я закрывал раны рукавами, становилось еще хуже, поэтому я держал их открытыми и надеялся, что воздух высушит их и даст затянуться. Я надеялся, что по крайней мере чистая морская вода не даст распространиться инфекции. Кожу щипало так сильно, словно мои надежды оправдывались.
На полпути между материком и большим островом (думаю, это был остров Мэн) перед моими глазами возникла странная картина: лес из погнутых ветряных турбин, похожих на те, что были на домашних островах. Но эти находились посреди моря. Впервые увидев их, я не сразу понял, что это. Я вспомнил историю о старом испанце, считавшем себя рыцарем в доспехах, а ветряные мельницы — гигантами. В книге он отправился сражаться с ними на своей старой костлявой лошади. Эти потрепанные непогодой мельницы напоминали костлявых лошадей. Или скелеты гигантов — с редкими уцелевшими лопастями винтов, рассекавшими воздух, словно мечи.
Я подплыл к лесу из металлических труб и ослабил паруса, чтобы проплыть под ними и посмотреть наверх. Это было странное тихое мгновенье. Лучи солнца проходили сквозь обломки, отбрасывая на воду полосатые, как тигровая шкура, тени.
Джип облаял некоторые турбины. Они никак не отреагировали.
Если они действительно были гигантами из моих фантазий, то что бы они ни защищали, это давно исчезло. В моих мыслях они по-прежнему напоминали стражников, потому что за ними начинался абсолютно новый мир чудес.
Отвернувшись и взглянув на сушу, я увидел то, что заставило меня поднять паруса и ускориться. Огромная башня возвышалась над самым широким лабиринтом из домов и зданий, который я когда-либо видел. Мегаполис, подумал я. Так выглядит настоящий мегаполис.
Когда я подобрался поближе, солнце уже садилось на западе, и свет окрашивал все на своем пути, придавая миру золотистое сияние. Башня была металлической и напоминала главную достопримечательность Парижа. Но башня Парижа не вырастала из крыши яркого дворца, как эта. Только завидев конструкцию, я понял, что обязательно поднимусь на нее. Чтобы узнать, как выглядит мир с высоты. Понять, что видит птица.
Наверное, башня бы не впечатлила тебя. В конце концов, у вас были самолеты. И вертолеты. Но для меня эта башня была единственной возможностью ощутить чувство полета. А еще ты бы наверняка сказал, что это не мегаполис. Просто небольшой городок.
Начался высокий прилив. Длинный металлический забор торчал перед зданиями из воды. Столбы с фонарями и флагштоки, тоже погруженные в воду, тянулись в небо. Некоторые из них согнулись, как ветряные турбины позади меня,
