Шрифт:
Закладка:
У меня была карта и блокнот — тот, в котором я сейчас пишу. И, конечно, твоя фотография. Еды оказалось больше, чем я думал: на дне рюкзака лежали забытые овсяные лепешки. Еще у меня был дождевик и складной нож, огниво, бинокль, запасные носки и свитер. Я не взял с собой спальный мешок и теперь жалел об этом. Основной компас остался на лодке, но к откидному верху моего рюкзака всегда был прикреплен маленький медный компас, поэтому я не расстроился. Север — это север, каким бы большим ни был твой компас. И еще у меня была аптечка. Итак, карта, компас, провизия, инструменты, сухая одежда, а вместе с тобой и Джипом — парочка дружелюбных лиц. Я заверил себя, что все могло сложиться гораздо хуже.
«Все могло быть хуже», — повторил я для Джипа. Он ударил хвостом о песок и продолжил вылизывать своего кролика.
Я огляделся. Новые дождевые облака. Ни одного признака Брэнда. Ни одного признака лодки с красными парусами. Я перевел взгляд на башню.
«Пойдем, малыш, — сказал я терьеру. — Сменим точку зрения».
Прежде чем мы отправились во дворец из красного кирпича и нашли проход в башню, я решил передвинуть каяк подальше от воды, чтобы прилив не унес его в море.
Именно тогда я и обнаружил спальный мешок. Брэнд потрудился сложить его в каяк, прежде чем поджечь «Добрую надежду». Я был рад находке, но меня разозлил тот факт, что Брэнд посчитал меня слишком слабым и неумелым. Словно я не смогу раздобыть материалы и сделать новый, если захочу.
Опекаемый. Вот подходящее слово для того, как я себя чувствовал. Словно я был досадной неприятностью, а не угрозой.
«Все еще монстр, — сказал я, передвигая каяк. — Все еще монстр».
Двери дворца заклинило, и они не открывались до тех пор, пока я не выплеснул накопившееся разочарование и не толкнул их ногой. Джип терпеливо наблюдал за мной и затем бросился внутрь вместе со своим другом-кроликом, не желая пропускать меня вперед.
Пол был усыпан обломками обрушившегося потолка, но место по-прежнему выглядело волшебным и просторным. Большой холл украшали колонны, и когда мы прошли в бальный зал, следуя выцветшему указателю, он оказался таким огромным, что я и представить себе не мог. По сторонам шли два уровня изогнутых балконов, никаких прямых линий, только волны и завитки. Некоторые фрагменты золотой краски по-прежнему выделяли детали, хотя все остальное стало серым. Пол был устлан покоробившимися досками. В местах, где они прогнили, росли молодые деревца, тонкие чахлые создания, тянувшиеся в полумраке к дыре в крыше, через которую проходил свет. Что-то упало на крышу, и я понял, что из-за непогоды зданию осталось жить совсем немного. Папа часто говорил, что стоит лишь пробить дыру размером с кулак в крыше старых домов на Уисте, и через два года они обрушатся.
Я впервые оказался в подобном месте, словно сошедшем со страниц детских сказок. В дальнем углу находилась сцена с высокими колоннами по бокам, которые поддерживали еще более изящный и изогнутый верх. Подойдя ближе и привыкнув к темноте, я увидел, что там стояла женщина. Она смотрела на меня.
Это была первая настоящая статуя в моей жизни, поэтому холодок, пробежавший по спине и заставивший меня остановиться, был понятен. Как только я увидел, что она была сделана из рассыпавшегося золотого гипса, что у нее не хватало части одной руки и что другой она держалась за чью-то еще сломанную руку — наверное, ее упавшей сестры, — я расслабился.
Но все равно поздоровался.
Это привлекло внимание Джипа, но не статуи. Он подошел ближе и обнюхал ее. Под статуей были выгравированы буквы, и я прочел их: Я ОЧАРОВЫВАЮ. На мгновенье женщина действительно очаровала меня, поэтому это было правдой. Я чувствовал ее взгляд на себе, пока пробирался к дверям через осколки стеклянной люстры, лежавшие вокруг деревьев и будто подложенные кем-то, чтобы защитить хрупкую зарождающуюся жизнь.
Я вернулся в холл и начал изучать указатели. Наконец, я нашел нужный, что вел к двери в башню. Понадобилось почти выйти на улицу, и мы с Джипом начали подниматься по лестнице, окруженной металлической решеткой.
Когда здесь все работало, специальная будка на тросах поднимала людей, но без электричества ты оказывался наверху или с болью в ногах, или никак. Когда я проделал половину пути, ноги добавили свои жалобы в список, в который уже входили глубокие порезы на руке (до сих пор не зажили), синяк на голове (из-за него у меня пульсировало в ухе) и сломанный зуб (все еще болел). Хотя башня была закрыта ржавыми решетками, я все равно не ощущал себя в безопасности. Чем выше мы поднимались, тем более ледяным становился бриз. Я остановился и прислушался к завываниям ветра через металл. До этого момента Джип поднимался вполне бодро, но когда я снова продолжил идти, он лег и начал вылизывать своего друга-кролика.
К тому моменту, как я добрался до двери наверху, я уже весь вспотел и задыхался. Табличка на стеклянном окне гласила, что это «глаз башни», и через него я видел большую комнату со стеклянными окнами вместо стен. Дверь была закрыта, щеколда проржавела и не двигалась. Тот день и так нельзя было назвать лучшим в моей жизни. Меньше всего мне хотелось, чтобы глупая дверь испортила его еще больше, особенно теперь, когда я прошел столько ступеней. Я прижался спиной к перилам лестницы и дернул за ручку, надеясь, что дверь откроется. Изо всех сил ударил ее ногой. А потом снова резко дернул.
Замок выстоял. Но не дверные петли. Дверь неуклюже выпала из рамы. Я успел заслониться рукой, но тяжелая конструкция оттолкнула меня к боковым перилам, ударила по голове и рухнула в лестничный пролет.
Я выкрикнул все плохие слова, которые знал. Но, осмотрев себя, обнаружил, что серьезных ран не получил. Удар по голове пришелся на другую сторону, и кровь на пальцах подсказывала мне, что теперь синяк под глазом дополнила ссадина. Но моя гордость снова пострадала сильнее, чем тело, и я мысленно отметил, что мне нужно быть более осторожным. Меня ждал долгий путь, и рядом не будет никого, кто остановил бы
