Слегка махнув рукой и едва заметно улыбнувшись, он развернулся и вышел из церкви, оставив меня одного со стульями, стопкой трухлявых книг и костром, который я не собирался разжигать. Вместо этого я поднялся и начал исследовать церковь в поисках того, чем можно было перерезать веревку.

На столе рядом с алтарем что-то блеснуло, но это был лишь крест, и металл, из которого он был сделан, не имел острых краев. Я попытался перетереть веревку о край алтаря, но камень был слишком тупым, а веревка слишком прочной.

Тогда я снова разозлился и обнаружил, что стою в дверях и смотрю на воду. Лодки не было. Я решил, что если я не вижу Брэнда, значит, и он не видит меня. Я выскочил из церкви и отправился на поиски кладбища. Оно оказалось не таким заросшим, каким я ожидал его увидеть, и причина была очевидной, хотя я испугался, увидев виновницу краем глаза и спутав ее с Сагой. На острове жили дикие овцы, и теперь три овцы и один баран с подозрением наблюдали за мной, пока я осторожно пробирался мимо могил. Кладбище было маленьким, но ведь и остров тоже был маленьким. Уцелевшие здания, кроме церкви, не вместили бы много людей.

Прямоугольные надгробные камни были потрепаны непогодой. Я не стал читать имена, как обычно делал на кладбище Уиста, а просто дошел до надгробия из круглого, необработанного валуна.

На камне была высечена надпись, гласившая, что здесь похоронен человек по фамилии Смит. Мой нож лежал в траве в тени камня. Я присел на надгробие мистера Смита и осторожно соскользнул, чтобы нашарить нож руками позади меня. Затем я снова облокотился на камень, чтобы выпрямиться. Тогда я молча поблагодарил этого человека, потому что, пусть призраков не существует и после твоей смерти ничего не происходит, это показалось мне вежливым поступком. Я вернулся в церковь и осторожно прижался спиной к массивной деревянной двери, как можно сильнее воткнув в нее нож. Затем я аккуратно поднял руки и начал пилить веревку.

Нож дважды падал, я неуклюже поднимал его и втыкал обратно, прежде чем мне удалось перерезать веревку. Когда руки снова стали принадлежать мне, я радостно вскрикнул и побежал на вершину холма, чтобы проверить «Добрую надежду».

Лодка исчезла.

Брэнд не забрал ее, потому что я видел красные паруса вдалеке, но он ослабил якоря. Возможно, в отместку за то, что я скрепил замком его якорную цепь. Я заметил «Добрую надежду» в море, но она находилась слишком далеко, чтобы доплыть до нее. Течение уносило ее прочь.

Мое сердце бешено забилось, но я бросился на другую сторону острова, где спрятал каяк. Я умел быстро грести, идти быстрее течения, и хотя этот путь будет непростым, я знал, что доберусь до лодки.

Я обязан был сделать это. Но не потому, что это была моя лодка, а потому, что там остался Джип. Если лодку унесет прочь, он медленно умрет от голода и жажды. В одиночестве. В уверенности, что его забыли.

Эти мысли заставили меня ускориться, и напрасно, потому что я упал и подвернул ногу. Последние сто ярдов я преодолел хромая.

Брэнд нашел мой каяк. И это его разозлило. Обломки весла лежали на берегу, словно он швырнул его в воду, и море вынесло части обратно на берег. Он также прошелся по каяку, оставив дыру размером со ступню в середине, в области коленей.

Я выругался и перевернул каяк, чтобы осмотреть корпус. И с огромным облегчением выдохнул. Брэнд оставил дыру, но не пробил корпус насквозь.

Сердце выпрыгивало у меня из груди, руки действовали слишком быстро, и я неуклюже уронил лук, пока откреплял его от каяка. Я положил его на землю и взял сломанное весло. И снова второпях я едва не поранил палец, пока перерезал причальный канат, лежавший в нижней части каяка. С его помощью я привязал свой лук к двум сломанным частям весла. Казалось, мои пальцы разучились вязать правильные узлы. Якорный узел постоянно развязывался, и вся конструкция развалилась. Я закрыл глаза и заставил себя мысленно сосчитать двадцать очень медленных слонов. Затем я вставил лук в весло и завязал такой крепкий узел, что у меня свело руки. Я уделил особое внимание последнему узлу и проверил готовое весло. Оно получилось громоздким, но прочным.

Я не стал осматривать церковь. Я стиснул зубы, сказал себе, что со мной все в порядке, что я не голоден, не хочу пить и мое тело не болит в самых странных местах, и бросился в погоню.

Я обогнул мыс и оглядел море. Никаких признаков красных парусов, но в этом не было ничего ужасного. В отличие от того факта, что «Добрая надежда» тоже исчезла. Я ощутил прилив паники и огляделся, чтобы собраться с мыслями и понять, где я находился на насыпи, разделяющей остров. Затем я вспомнил примерный путь, по которому шла лодка.

В тот момент я понял, что, возможно, не вижу «Добрую надежду», потому что нахожусь на уровне моря, а не на высоком холме острова. К тому же, с опущенными парусами лодку было сложно заметить.

Стоять в каяке практически невозможно, но у меня получилось. Я очень осторожно выпрямился и увидел мачту, а потом и корпус. Когда я снова сел, то понял, что по-прежнему вижу «Добрую надежду». Паника словно ослепила меня. Как будто я решил, что потерял лодку и это действительно произошло.

Ветер крепчал и поднимал волны, и это мне не нравилось. Я не спускал глаз с «Доброй надежды» и начал грести в беспокойные воды между большим островом и сушей впереди. Я заметил холмы вдалеке и решил ориентироваться на них, пока следил за направлением, по которому плыла моя лодка. Мне казалось, что если разрыв между нами усилится из-за ветра или моих уставших рук, я по-прежнему смогу найти лодку с помощью этих ориентиров.

Составляя план, я чувствовал, что он был одним из тех, которые ты готовишь наудачу, но которыми так и не приходится воспользоваться. Спустя час я даже не приблизился к лодке. Мои руки дрожали, а плечи словно окаменели.

Внезапный шквал ветра подул мне в спину, и я перевел взгляд с «Доброй надежды» на дыру в каяке, пытаясь понять, не заполнит ли дождевая вода его корпус. Я подумывал снять свою куртку из овчины и затолкать ее в отверстие, чтобы вода не попала внутрь. Когда я поднял голову, то понял, что не вижу ни