Шрифт:
Закладка:
Куман ни на минуту не сомневался, что его казнят. Вопрос только, когда это произойдет — немедленно или немного погодя. Но прошел день, наступил вечер, а связанный каракитай по-прежнему сидел на земле, прикованный цепью к коновязи, в окружении приставленных стражников. Он переспал ночь, и еще день прошел в ожидании палача, но никто не являлся.
Монголы были заняты погребением хана. Куман хорошо знал обряд кочевников. Где-нибудь далеко в степи тайно выкопают огромную яму, положат туда тело усопшего, облаченное в богатые одежды, опустят в яму любимого ханского коня, несколько слуг и наложниц, оставят рядом груду драгоценностей, боевое оружие, золотые миски с кумысом и мясным варевом, засыпят все это землей, заложат дерном и для пущей торжественности забьют на месте захоронения сотню-другую молодых невольников.
Куман ждал окончания тризны. И, действительно, о нем вспомнили, как только жизнь в монгольской ставке вошла в привычное русло. Он был уверен, что идет на казнь, но стражники потащили его к знакомому цветастому шатру вдовы умершего хана. Эргэнэ, облаченная в царские одежды, увешанная тяжелыми ожерельями из кроваво-красных рубинов, величественно восседала на низком золоченом троне. Она была одна. Кивком головы царица отпустила стражу и, обращаясь к каракитаю, сказала:
«Ты говорил, что можешь вернуть утраченную молодость и предотвратить наступление смерти. Верно ли?»
Куман готов был услышать что угодно, но только не это. Царица говорила вкрадчивым, чуть ли не заискивающим голосом, хитрые лисьи глаза смотрели выжидающе и настороженно, а толстые похотливые губы скривились в жалком подобии улыбки. Кто мог подумать, что эта тучная апатичная женщина придаст значение словам, почти машинально слетевшим в минуту испытания с уст манихея. Но Куман и не думал отпираться.
«Ты не совсем верно запомнила, моя госпожа, — ответил он. — Да, я говорил, что можно вернуть молодость и остановить смерть, но не говорил, что это могу сделать я».
«Кто же тогда?»
Куман молчал. Ответить — значило выдать манихейскую тайну, известную лишь немногим представителям жреческой элиты.
«Так, кто же?» — нетерпеливо переспросила царица.
«Я не могу этого сказать, госпожа».
«Почему?» — Эргэнэ сурово сдвинула насурмленные брови.
«Есть вещи, о которых должны знать как можно меньше людей», — чистосердечно сказал Куман.
«Значит, ты знаешь?».
«Я потому-то и знаю, что способен сберечь любую тайну».
«Нет, таких тайн, — самодовольно изрекла Эргэнэ, — которые можно было бы утаить от потомков великого Чингисхана. Подумай!» — пригрозила она и кликнула стражу.
Теперь Кумана посадили в яму — узкий земляной ров глубиной в три человеческих роста, прикрытый сверху чугунной решеткой, снятой с ворот не то православного храма, не то мусульманской мечети. На дне, куда раз в день спускали на веревке еду и воду, можно было вытянуться и лечь только в одном направлении. Куман знал, что ему суждено сгнить заживо в сырой полутемной яме и с невозмутимостью, свойственной отшельникам и мудрецам всех времен и народов, приготовился встретить любой поворот судьбы. Он был манихеем и как все истые подвижники этого учения, готов был молчать до конца.
Каракитаи столкнулись с манихейством после бегства в Восточный Туркестан. Потеряв родину, каракитайские изгнанники тужили не долго и, не задумываясь, как меняют сношенную обувь, решили заодно с родиной сменить и старую религию: первый же каракитайский гурхан — а вместе с ним и многие подданные — не колеблясь перешли в манихейскую веру, воспринятую от уйгуров. Манихейство, одно из религиозных учений прошлого, вело начало от пророка Мани, погибшего мученической смертью. Когда-то оно было распространено по всему свету — от Италии до Китая. Популярность объяснялась просто: с учением Мани широкие народные массы связывали нередко чаяния о равенстве, об обществе, где не будет богатых и бедных.
Именно поэтому манихейство вызывало особую ненависть у господствующих классов. Римский кесарь Диоклетиан целыми общинами распинал манихеев вдоль пыльных дорог империи, вандалы живьем сжигали их от мала до велика, мусульмане закапывали в землю вниз головой, великий басилевс Юстиниан огнем и мечом искоренял манихейскую заразу в Византии, зороастрийские жрецы в память о жестокой расправе с самим Мани сдирали с его последователей кожу.
Но манихейство оказалось живучим: на протяжении многих столетий оно питало чуть ли не все средневековые европейские ереси, а в Китае и Туркестане просуществовало в первозданной форме вплоть до монгольского нашествия. Каракитайским и уйгурским подвижникам суждено было стать последними хранителями манихейских заповедей, традиций и таинств. Древние и средневековые китайцы не видели ничего необычного в рассказах о бессмертии. В отличие от других народов, довольствовавшихся верой в вечную жизнь лишь на том свете, да и то после страшного суда, — китайцы допускали достижение бессмертия в реальной земной жизни.
Каракитаи — былые властители Северо-Восточной Азии — были хорошо знакомы с даосским учением о бессмертии. Веками по большим и малым дорогам Китая бродили даосские проповедники, последователи древнего мудреца Лао-цзы, и рассказывали жадно внимавшим людям о подвижниках, достигших прижизненного бессмертия, благодаря усердным воздержаниям и праведной жизни. Но это был долгий и непривлекательный путь, доступный немногим избранным. «А нет ли дорог покороче, да способов попроще? — обращались к даосским отшельникам императоры различных династий, которые не прочь были продлить свое пребывание в императорских чертогах на неопределенно долгое время. — Ведь Желтый предок, праотец всех китайцев, достиг бессмертия не в результате долгих и тяжких постов, а потому что владел тайной эликсира долголетия. Великий стрелок И, спасший мир от испепеляющего жара десяти солнц, тоже получил готовый эликсир из рук владычицы западных гор Си-ван-му. Да и многие книги древности говорят о существовании эликсира бессмертия».
«Истинная правда, — отвечали даосы, — можно легко и быстро обрести бессмертие с помощью чудодейственного эликсира, но, к несчастью, секрет его изготовления безвозвратно утерян. Правда, далеко в океане есть три священных острова, населенные вечно юными и вечно счастливыми людьми, которым известна тайна напитка богов. Да в далекой горной стране на Западе живут приближенные царицы Си-ван-му, разделяющие с ней радость бессмертия. Но как отыскать эти блаженные земли?»
И вот в III веке до новой эры Цинь Шихуан, первый император объединенного Китая и строитель великой стены, начинает поиски желанных земель. Несколько тысяч юношей и девушек на сотнях кораблей во главе с даосским первосвященником отплыли на восток. Экспедиция уже почти достигла цели, однако, по сообщению летописца, путь ей неожиданно преградило множество гигантских акул и других невиданных морских чудовищ. Кораблям пришлось повернуть назад. До
