Всегда считалось: так как у нас, котов, мозг по объему маленький, то и интеллект гораздо ниже среднего. Двуногие умники утверждали, что он находится на уровне двух– или трехлетнего человеческого детеныша. Но потом случилась Большая видовая революция. Домашним животным стали вживлять компьютерный чип, который резко, в десятки раз повышал интеллект [11]. И это сделало нас совершенно равноправными с человеком созданиями.

Не сами собой мы получили равенство – этому предшествовали длительная борьба и настоящая революция. Зато теперь на планете принята и по большей части соблюдается Декларация равенства всех живых существ.

А наше равноправие в интеллекте сопровождается тем, что мы, четвероногие, в отличие от людей, очень многое умеем познавать на уровне чувств и инстинктов.

К примеру, когда я был крохотным котенком, никто мне не объяснил, что я появился у Олега с Полиной именно тогда, когда вырос и отъединился от их фамилии их собственный детеныш. Меня они, значит, взяли на воспитание, чтобы заткнуть дыру в эмоциональном поле и перенаправить в мою сторону органически присущие им потоки привязанности.

Для того Олег и принес к ним в дом маленького меня. Что ж! Я остался им благодарен на всю жизнь за свою первую семью, за ласку и тепло.

И до сих пор внутренне краснею и заливаюсь горячим чувством стыда, когда вспоминаю, как я по своей юной и молодой кошачьей глупости чуть не погубил их фамилию.

Я говорил, что нюх и умение познавать мир на уровне инстинктов придают нам, котам, гораздо больше информации, чем получаете из внешнего мира вы, люди. Но когда я был юным трехмесячным котиком, пока не знал-не ведал, как можно и нужно той инфой распоряжаться. Может, иной раз эти данные имеет смысл оставить при себе, поменьше выдавать – а в какие-то моменты промолчать вовсе.

Но тогда я был мал и крайне глуп. Вот и принес огромные проблемы – притом не себе, а самым любимым (в ту пору) моим людям.

Всякий раз, когда Олег приходил «с работы» – что такое его работа, что она собой представляет и что он там делает, я не знал, – обнюхивал его и примерно представлял, с кем он там контактировал, чем занимался. Обычно он приносил на себе запах женщины средних лет, с кем часто общался и которую не любил – она была его «начальницей». Имелось на нем также несколько запахов помоложе, мужчин и женщин – их Олег третировал и доминировал над ними. Кроме того, встречались более слабые оттенки флирта, раздражения, негодования, смирения.

Я чувствовал, какую еду он ел в «обед» в своей «столовой», какое пиво или виски выпивал со своими человеческими друзьями после работы.

И вот в этом букете сначала стал понемногу проявляться, потом сделался постоянным и настойчивым, а вскорости превратился в неизменный еще один запах: аромат посторонней женщины. Она была явно моложе Полины (я это хорошо всегда чувствовал, не знаю откуда). Ее благоухание мой хозяин приносил на себе «с работы» каждый день. Но моя хозяйка, как водится у людей, тогда ничего не чувствовала.

А потом в этом запахе на Олеге стал появляться аромат плотской любви – его-то я хорошо знал по тем моментам, когда он и Полина уединялись в спальне и закрывали туда дверь (в последнее время все реже). Любовное же благоухание, привносимое Олегом откуда-то извне, становилось с каждым днем все громче и появлялось на нем все чаще. Даже странно было, что его не замечает супруга.

Впрочем, она кое-что начинала подозревать, потому что и глаза у Олега, когда он возвращался со своей «службы», выглядели маслеными – словно у объевшегося сметаной котика. И все больше раздражала его Полина, и все меньше стремился он с ней уединяться в спальне.

И ругаться они между собой стали. Я в ту пору не понимал значений очень многих человечьих слов – но общий смысл улавливал прекрасно. Она атаковала – он беспомощно защищался. Полина хотела утешений, любви – Олег жалко наезжал. Она плакала – он оставался равнодушным к ее слезам.

Однажды, это было как раз под Новый год, Олег явился со своей «работы», пахнущий не только посторонней женщиной (подобное стало привычным для меня), но и большим количеством алкоголя. Поснимал и раскидал собственные вещи – рубашку с галстуком на банкетку, брюки на пол – и рухнул лицом вниз спать. Я болтался рядом с ним, хотел, как обычно, обнюхаться, поприветствовать, да только ему оказалось совершенно не до меня. Больше того: он случайно закрыл меня в спальне вместе с собой.

Мы, котики, – существа терпеливые. Сначала я обнюхал его спящего – пахло довольно отвратно, честно говоря. Потом немного полежал у него на ногах. Потом мне стало скучно, и я решил поиграть с его вещами. Залез в карман брюк и вытащил оттуда некий предмет, ранее мною никогда не виданный: плоский кругляшок, наглухо запечатанный в разноцветный конвертик. Мне он понравился, и я стал гонять этот довольно скользкий и летучий предмет по всему полу.

Мое «тык-тыгдым», раздающееся в спальне, привлекло внимание Полины. (Олег так и не просыпался, он по консистенции напоминал колоду или деревянную скамью.) Женщина увидела, чем я играю.

Лицо ее переменилось.

– Что это такое, Фелис?! – ужасным шепотом проговорила она. – Ты где это взял?!

Я виновато кивнул на разбросанные вещи Олега.

– По-онятно, – протянула она голосом, ничего хорошего (для Олега) не предвещающим.

Она разбудила его, потом они долго скандалили, и в итоге Полина сказала:

– Уходи! Убирайся.

– Хорошо. Но кота я заберу с собой.

– К той молодухе? Нет, пусть он остается со мной.

– Давай, Полина, сами его спросим, с кем пожелает остаться Фелис.

И они спросили, а я сказал им – то решение вызрело у меня давно и последняя их разборка не имела к нему отношения:

– Извините, но я решил уйти от вас обоих. Я поступаю в полицейскую академию и хочу стать правоохранителем.

Вот так в первый раз переменилась моя судьба.

Мне сделали апгрейд импланта, я успешно выдержал экзамены, был принят и съехал в общежитие академии.

Кстати, с Олегом и Полиной я потом встречался через много лет. («Много» – по нашим, кошачьим меркам, года три назад, я тогда уже был старшим инспектором.)

Они, помнится, вызвали в тот раз полицию из-за ложного срабатывания сигнализации.

Олег и Полина по-прежнему жили вместе, никакой посторонней женщиной от мужчины больше не пахло – зато во дворе их дома имелась будка для канис фамильярис.

Я ж говорю: люди, предпочитающие собак, крайне ненадежны в