- Чего?

- Ничего, - быстро ответил я и подёргал ручку двери. – Ну, мне пора, пока!

Выскочил за дверь смущённый и самый счастливый. Она сказала, что от меня вкусно пахнет!

[13]

Обычно я ждал Нового года, как лучшего праздника на планете (в детдоме в конце декабря дарили кульки с конфетами), а теперь с содроганием следил, как неумолимо сменяются дни на календаре, приближая меня к зиме. Весной мы уедем. Весна сразу после зимы.

Я так много переживал об этом в последнее время, что, в конце концов, мои эмоции и чувства притупились. Я думал: зачем мне жить дальше, если Нина останется здесь, и, значит, лучше уже не будет. А если дальше только хуже, то зачем вообще нужно это «дальше»?

Я почти каждый день ходил с Ниной гулять, а на этих прогулках смотрел на неё, не отрываясь, как бы стараясь запомнить её образ навсегда, чтобы увезти с собой.

Однажды не выдержал. Сказал ей:

- Я не хочу уезжать.

- Почему? – спросила Нина.

- А вдруг мы тогда больше не увидимся? Это ведь так далеко…

И подумал: «Целый океан между нами».

- Поверь, хорошая жизнь куда ценнее меня, - уверенно сказала Нина.

- Почему ты думаешь, что она будет хорошей?

- Это очевидно. Потому что там Канада. А тут… - она обвела рукой дома-пятиэтажки вокруг, - …Россия. И там люди счастливы, а тут – нет.

«Но ты тут, а не там, - думал я. – И я счастлив».

Я сказал ей:

- Вот возьму и скажу им, что никуда не поеду.

- А что потом?

- Потом позову тебя замуж, - шутливо ответил я, хотя, конечно, не шутил.

- Тогда не делай глупостей и уезжай, - ответила Нина. И добавила, тоже шутливо: – Потому что я не хочу замуж за дурака.

Я подумал о том, что в теории она согласна выйти за меня замуж, если я стану умным человеком. А потом понял, что для того, чтобы она посчитала меня умным, я должен уехать из России. А если я уеду из России, то я не женюсь на ней, потому что между нами будет океан и мы больше никогда не увидимся. И тогда я понял, что это замкнутый круг, и что я могу умнеть сколько влезет, но от этого Нина не станет моей женой.

От всех этих мыслей мне сразу захотелось плакать, и я ушёл домой, потому что заплакать при Нине было бы хуже всего.

Дома, стараясь глубже дышать, по-честному сказал Славе и Льву, что мне нравится Нина и я боюсь больше никогда её не увидеть.

- Вы всё равно сможете видеться и общаться, — ответил Слава. — Существует ведь Интернет, телефоны, видеосвязь…

Он так говорил, как будто не понимает. Как будто не понимает, насколько ничтожны все эти телефоны и звонки на фоне вечной разлуки. Меня это ещё сильнее разозлило.

Я мотнул головой.

- Нет, я не поеду. Это нечестно.

- У тебя нет выбора, - спокойно ответил Лев.

Я ушам своим не поверил.

- Почему только у вас есть выбор? – спросил я дрогнувшим голосом.

- Вань, ну ты чего? – ласково произнес Слава.

Я сел в зале, на диване, а он – опустился передо мной на корточки.

- Вы хотите уехать, потому что вы геи, потому что там признают ваши права, потому что вам там проще, - ответил я. – А где в этом списке я?

- Тебе там тоже будет проще, - заверил Слава. – Гораздо проще будет жить в нашей семье.

- Мне и здесь не тяжело.

- Вань, там всё другое: образование, люди, качество жизни. Там ты будешь жить лучше.

- Но мне нравится здесь. Мне нравятся эти люди.

Лев резко перебил наш разговор:

- Кто тебе здесь нравится? Одна девочка? А все остальные — типа этих быдло, которые караулят тебя у подъезда?

- Сам ты быдло, - негромко ответил я.

К моему удивлению, Лев этот ответ молча проглотил. Я четко повторил:

- Так нечестно. Вы меня обманули.

- Мы тебя не обманывали, - мягко сказал Слава.

- Вы переезжаете только из-за себя. Будто бы любить умеете только вы. А как же моя любовь?

Лев, обогнув стол, быстро двинулся ко мне. Подвинул Славу:

- Дай, я с ним сам поговорю, - и, глядя мне в лицо, сказал: - Эта твоя любовь пройдёт через месяц, два, максимум год, но пройдёт, как и любая детская влюбленность. Все через это проходят, понятно? И это не то, что нужно учитывать, принимая какие-то решения. Просто пойми, что это временно, и…

- А твоя любовь не временна? – перебил его я. – Почему ты так уверен, что она не пройдёт?

- Хотя бы потому, что моей любви почти пятнадцать лет.

- Значит, я виноват в том, что моей любви ещё нет пятнадцати лет? Но у меня не было столько времени. Я ещё столько не живу.

- Ты ни в чём не виноват, просто…

Он что-то ещё говорил про «просто такой возраст», и про то, как это обычно бывает временно и недолговечно, но я уже не слушал. У меня заболела голова и мне стало так противно происходящее, что я просто сказал: - Я вас ненавижу.

- Ваня… - устало проговорил Слава.

- Ненавижу вас, - повторил я спокойно.

- Давай спокойно всё обсудим, посоветуемся с твоим психологом…

- Не хочу я советоваться, - ответил я, вставая с дивана и направляясь к пианино. – Он вас поддержит, он такой же педик, как и вы. Собрали тут свои педсоветы и советуют друг другу…

Они продолжали мне отвечать, но я не слышал: я сел за инструмент и громко ударил по клавишам. Я вспомнил свою сказку про самого одинокого человека, и, перебивая музыку, проговорил: - Жил был самый одинокий человек на свете. Раньше у него была семья, но там ему сказали: ты нам не нравишься, уходи. Он ушёл, провалился в яму, никто не пришёл ему на помощь, и он умер. На похоронах тоже никого не было.

И в завершении я последний раз ударил по клавишам – сразу по всем, как бы обозначая финал истории.

В возникшей тишине Лев насмешливо проговорил:

- Как драматично…

Тогда я осознал: они