— Ты тоже… кончи… — я хватаю воздух ртом и вся дрожу. Я так близко, что почти ощущаю вкус разрядки. — Кэл… кончи со… мной.

Я кричу, когда это изумительное напряжение наконец-то достигает пика, но я осознаю достаточно, чтобы услышать его гортанное восклицание. Его лицо меняется от глубинной, горячей разрядки, и он тоже кончает.

Он кончает со мной.

Когда после мы оба падаем на постель, я подвигаюсь к нему. Он притягивает меня в объятия, его дыхание такое теплое и прерывистое в моих волосах. Он ничего не говорит, и я тоже.

Такое чувство, что нам и не нужно.

Через несколько минут он начинает отстраняться, и я хватаюсь за него, протестующе пискнув.

— Я сейчас вернусь. Никуда не ухожу. Просто надо привести себя в порядок.

Я вспоминаю, что он кончил в штаны. Меня удивляет собственное хихиканье.

Он бросает на меня многострадальный взгляд, свесив ноги с края кровати.

— Я слишком стар, чтобы так терять контроль. В последнее время будто сделался перевозбужденным подростком. Видимо, у меня вообще нет контроля, когда дело касается тебя.

Мне нравится эта идея. Она дарит мне невероятный восторг.

Я хочу, чтобы он терял контроль. Я хочу, чтобы он был таким же беспомощным, как и я, перед этой штукой между нами.

Я хочу, чтобы мы стали еще ближе… такими близкими, какими только могут быть два человека.

Я хочу от него всего, как и сказала ему ранее.

Впервые за все годы, что я его знаю, у меня есть реальная надежда, что однажды это правда может случиться.

***

Морозы наконец-то ослабевают, но только через месяц становится достаточно тепло, чтобы выходить наружу на длительные периоды времени. В оставшуюся часть зимы мы действуем по знакомой схеме. Во время светового дня занимаемся нормальными вещами, ведем себя как партнеры, которыми были так долго, а после заката позволяем себе удовольствие. Иногда несколько раз за ночь.

Он серьезен насчет того, чтобы ограничиваться руками. Он даже не пускает в дело свой рот и не целует меня. И полноценное совокупление исключается. Но в итоге он позволяет мне прикасаться к нему, и я наслаждаюсь, учась доводить его до оргазма руками.

Это не все, чего я хочу, но это лучше, чем я когда-либо воображала себе. После пустой, одинокой осени и первой половины зимы быть с ним вот так ощущается чудом.

Когда приходит март, у нас остается мало еды и припасов. Погода улучшилась достаточно, чтобы мы отправлялись на вылазки, так что мы снова начинаем путешествовать по региону.

В этом году Кэл другой, и я имею в виду не только очевидные ночные отличия.

В прошлые годы, когда мы были далеко от дома, он старательно избегал людей, даже тех, что выглядели максимально безобидно. Когда мы оказывались возле населенных городов, мы объезжали их окольными путями. Когда мы сталкивались с другими путешественниками в дороге, мы либо быстро сходили с дороги, либо отпугивали их предупредительными выстрелами. А когда были хоть какие-то признаки, что кто-то может быть опасен, он сначала стрелял и потом уже задавал вопросы.

Так что в годы после смерти Дерека Кэл был не просто единственной персоной в моей жизни. Он также был единственным, кого я видела и с кем разговаривала.

Но, должно быть, он говорил серьезно, когда зимой сказал про поиски других людей, чтобы мне было с кем общаться. Он не использовал эту идею просто как повод оттолкнуть меня. Он говорил серьезно. Потому что этой весной мы начинаем посещать некоторые города неподалеку, которым удалось выстроить линию обороны и сберечь своих людей. Он говорит с охранниками, знакомит, предлагает помощь в обмен на припасы. Мы уверенно можем путешествовать и защищать себя в такой манере, в которой другие люди на это не способны, так что мы можем предложить полезные услуги.

Кэл все еще насторожен в том, с кем мы взаимодействуем. Он никогда не будет легко доверять кому-либо. Но он явно принял личное решение, что мы будем больше выбираться в мир и перестанем жить в такой изоляции.

И правда в том, что я наслаждаюсь этим. Знакомствами с новыми людьми. Нормальными, достойными людьми. Выполнением работы для тех, кто нуждается в помощи, которую мы можем предложить. Дни проходят намного быстрее, потому что каждый день не похож на предыдущий.

Единственное, что беспокоит меня в нашей новой ситуации — это то, что Кэл постоянно позволяет людям верить, будто он мой отец.

Он мне не отец. Он мне вообще не отец. Но он вечно зовет меня ребенком, когда мы куда-то выезжаем. Он зовет меня малышкой лишь ночью, когда мы одни. И, наверное, наша разница в возрасте наводит других на мысли, что мы кровные родственники, хотя это не так.

Я не раздуваю из этого шумиху, поскольку в конечном счете неважно, что подумают другие люди, но это все равно иногда беспокоит меня.

В начале лета мне исполняется 21 год, и Кэл дарит мне симпатичную подвеску в виде красивого цветка с красным драгоценным камнем на золотой цепочке. Я понятия не имею, как ему удалось найти такое потрясающее ювелирное украшение. Я люблю эту подвеску больше всего, что у меня когда-либо было, и ношу ее каждый день.

Мы выезжаем все дальше и дальше, чтобы находить дома и магазины, так что большинство наших поездок требуют минимум одной ночевки, а то и больше. В середине июля мы решаем, что это стоит риска и затраченного топлива, поэтому затеваем долгую поездку и едем на восток, осматривая заброшенные маленькие поселения и фермы в провинциальных регионах.

Мы добиваемся весьма хороших результатов. Мы находим более чем достаточно еды и припасов, чтобы компенсировать потраченное время и бензин. Время от времени мы натыкаемся на других путешественников и местных, но мы не сталкиваемся с настоящими проблемами.

Тут все не так хаотично, как раньше. Те немногие города, что еще сохранились, находятся под контролем банд, а самые жестокие типы примкнули к стадам или бродяжничающим бандам, либо были убиты. Либо они осели, чтобы по возможности худо-бедно устроить себе жизнь, как и все мы остальные.

Конечно, все это не означает, что мы можем расслабиться. Даже обычные люди могут проявить агрессию, если они достаточно оголодали, или если соблазн достаточно силен. Но теперь мне почти комфортно в дороге, чего я раньше никогда не испытывала.

Мы с Кэлом знаем, что мы делаем. Это не означает, что мы ослабляем бдительность, но скорее всего, мы будем в