А дело было, повторяю, великое! Уже в начале XVI века московские землемеры приступили к составлению «чертежей» прежде всего пограничных западных русских земель – «Корельского рубежа», «Литовской и Псковской земли» и др. Б. А. Рыбаков считал, что составление карт охватывало период между 1503 и 1517 годами, а общая карта Московии была создана в 1523 году. Так что окольничий Лятский сбегал в Литву в 1534 году явно не с пустыми руками – русскими картами пользовался поляк Антоний Вид при составлении при помощи Лятского польской карты России.

Позднее – в 1613 году, ими же пользовался голландский картограф Хессель Герритц.

Территориальные приращения середины XVI века сделали карту 1523 года устаревшей, и в 1552 году Иван IV Грозный «велел землю измерить и чертёж всему государству сделать». Так было положено начало огромной работе русских землемеров над «Чертежом всему Московскому государству», известному также как «Большой чертёж». Странным образом статья о нём отсутствует в «брежневской» Советской исторической энциклопедии 1970-х годов, зато «Славянская энциклопедия» 2001 года сообщает, что в дополнение к уже имеющимся были засняты внутренние районы по Волге, Оке, Каме, Северной Двине, Печоре с её притоками, часть зауральских степей (район Мугоджар) и земли к югу от низовий Дона и в Прикаспии.

Работа над сводной картой России велась во всё царствование Ивана Грозного и закончилась уже после его смерти – между 1595 и 1600 годами. На карте насчитывалось около 1340 названий, относящихся к европейской части страны (без сёл), в том числе 880 рек, 400 городов и около 60 озёр. Чтобы создать такую карту, нужны были и знания, и самоотверженная личностная свобода землемеров, и немалое государственное финансирование.

Относительно того, существовал ли «Большой чертёж» в материальном виде одной огромной карты, или это был атлас карт, одного мнения нет. Судя по всему, «Большой чертёж» существовал, но, как отмечается в источниках, часто находился «в деле» и потому «избился и развалился весь», и «впредь по нём урочищ смотреть не можно». Считается, что эта суперкарта использовалась для целей управления, что кое-что говорит нам о подходе к управлению в той России, которую оставил после себя Иван Грозный. Показывали карту и иностранным дипломатам – как впечатляющее свидетельство мощи России.

В XVII веке был утрачен и сам «Большой чертёж», и копия с него 1627 года, но сохранилось описание («роспись») обеих карт, получившее название «Книга Большому Чертежу». Она-то и была издана в «сталинском» 1950 году издательством АН СССР. «Книга» весь XVII век и далее рассматривалась как официальный справочник для использования государственными учреждениями и служащими по всей России. Позднее, уже в XVIII веке, «Книга» считалась ценным сводом по географии России, особенно высоко ценились гидрографические сведения.

Для сравнения сообщу, что англичанин Джон Леленд начал первое описание Англии в 1536 году, однако обработка материала оказалась ему не под силу, и он завещал рукописи своим последователям, одним из которых был профессор из Оксфорда Уильям Кемден. Завершил работу «отец английской картографии» Кристофер Сэкстон. Около 1584 года он составил большую общую карту Англии, не дошедшую до нас, как и русский «Большой чертёж». Но в «просвещённой» Англии дело государственной важности поднимали одиночки-энтузиасты, а в «тоталитарной» России Ивана IV Грозного картографическая съёмка необъятных территорий была важным государственным делом, инициированным и финансируемым (не забудем!) самим царём. Способны ли были бы совершить подобное деяние Россия и русские люди, если бы они были «скомканы опричным деспотизмом Ивана IV», как это утверждает профессор Зимин и множество академиков?

Размышляя над всем подобным, приходишь к выводу, что даже крупные и серьёзные историки – а Александр Александрович Зимин относится, безусловно, к ним, иногда оказываются похожими на фоторепортёров, которые фиксируют события, но не всегда могут их объяснить. Приходит на ум и сравнение с данными аэрофотосъёмки. Снятое с самолёта фото отражает реальность, однако понять, что изображено на фото, может лишь опытный глаз. Нечто подобное мы имеем и при описании многими историками «опричнины» Ивана Грозного.

Слово «опричнина» существовало в русском языке давно, происходя от слова «опричь» – «кроме, исключая». Опричниной называлось отдельное владение, удел, в частности – особое удельное владение женщин из великокняжеской земли. Однако с эпохи царя Ивана IV Васильевича старое слово приобрело один смысл: «опричнина» – это особо выделенные Грозным из всего государства территории и особый режим управления на них.

К сожалению, исторический смысл и суть «опричнины» сих пор понят верно далеко не всеми. Так, например, вроде бы профессионально квалифицированный (его кандидатская диссертация о Грозном относится к началу 1950-х годов) автор современной книги о первом русском царе Даниил Аль, заслуженный деятель науки России, не чужд либеральных взглядов и считает, что опричнина, «потрясшая современников и оставившая по себе огромную, хотя и разноголосую славу в веках… была важнейшим делом жизни Грозного царя»… Конечно, это не так – опричнина была лишь инструментом в совершении важнейшего дела жизни Грозного, и этим делом были централизация, расширение Русского государства в сторону его естественных границ и упрочение его положения.

С одной стороны, это было понято давно и многими, с другой стороны – многими по разным причинам не понято и сейчас. Советский историк А. А. Зимин первую главу своей монографии «Опричнина» посвятил основательному анализу историографии проблемы, и из него следует, что уже дореволюционные историки были нередко прямо противоположны в оценке Ивана Грозного и «опричнины», а советские историки в этом отношении от царских отличались мало, несмотря на то, что основополагающий в СССР взгляд на Грозного установил Сталин. Его взгляд, между прочим, и наиболее исторически верен. Интересно при этом, что так же, как большевик Сталин, смотрел на опричнину русский дореволюционный историк Евгений Александрович Белов (1826–1895), о чём будет сказано позднее отдельно.

Интересно и то, как Сталин сопоставил фигуры Грозного, Петра и ряда их преемников. 26 февраля 1947 года Сталин, Молотов и Жданов долго беседовали с режиссёром фильма «Иван Грозный» Сергеем Эйзенштейном и исполнителем роли Ивана актёром Николаем Черкасовым о только что завершённом фильме.

Вот часть этой беседы, записанная со слов Эйзенштейна и Черкасова:

«Сталин. Вы историю изучали?

Эйзенштейн. Более или менее…

Сталин. Более или менее?.. Я тоже немножко знаком с историей… У вас неправильно показана опричнина. Опричнина – это королевское войско. В отличие от феодальной армии, которая могла в любой момент сворачивать свои знамёна и уходить с войны, – образовалась регулярная армия, прогрессивная армия…

Царь у вас получился