принят большинством читающей публики. Однако если эта гипотеза окажется исторически несостоятельной, то последствия для этой теории о природе искусства-ужаса не будут катастрофическими. Она лишь опровергнет эти мысли о происхождении жанра ужасов в XVIII веке. Она не оспаривает характеристику природы этого жанра.

 

Глава 2. Метафизика и ужас, или Отношение к вымыслам

 

В этой главе я займусь исследованием отношений между аудиторией и фикциями ужасов. Эти отношения требуют философского объяснения, поскольку, на первый взгляд, они включают в себя любопытные взаимодействия между реальными читателями/зрителями и несуществующими существами - то есть монстрами, а также вымышленными героями. Например, мы хотим знать, как так получается, что мы можем ужасаться вымыслам - существам и событиям, которые в каком-то смысле не существуют и которые, как мы должны знать, не существуют, если мы хотим ужасаться искусству. Чтобы справиться с этими проблемами, нам, наконец, придется сказать что-то об онтологическом статусе вымышленных существ, что, как я полагаю, позволит нам прояснить, каким образом несуществующие вымыслы могут воздействовать на реальную аудиторию - т. е. приводить ее в ужас.

Большую часть этой главы мы посвятим обсуждению того, как вымышленные монстры могут вызывать у читателей и зрителей настоящие эмоции - под подзаголовком "Боязнь вымыслов". Проблема здесь в том, что многие считают такую реакцию на вымысел парадоксальной. Ведь если мы знаем, что чудовищ не существует, многие делают вывод, что из этого следует, что есть что-то загадочное в том, что мы испытываем ужас перед ними. На самом деле, это лишь один из примеров якобы более широкой проблемы - назовем ее парадоксом вымысла, - которая заставляет нас задаваться вопросом, возможно ли и как возможно для нас реагировать с подлинными эмоциями на то, что, как мы должны знать, не является таковым. Я попытаюсь разрешить парадокс вымысла, объяснив, почему нет ничего плохого в том, чтобы реагировать с подлинными эмоциями на вымышленных существ, включая монстров.

Но, разумеется, потребляя фикцию ужасов, мы вступаем в отношения не только с ужасными существами, но и с вымышленными протагонистами. В этом контексте возникает вопрос, есть ли что-то особенное в нашем отношении к протагонистам фильмов ужасов. Отождествляемся ли мы, например, с этими персонажами - является ли наш страх перед чудовищами их страхом перед чудовищами - или же эти отношения не являются идентификацией?

 

В заключение этой главы я рассмотрю понятие идентификации персонажа. Я подвергну критике понятие идентификации с персонажем и попытаюсь предложить альтернативные способы осмысления наших отношений с вымышленными героями историй ужасов.

 

Боязнь вымыслов: Парадокс и его решение

Хотя в каком-то смысле монстры ужасных вымыслов не существуют, они, по-видимому, имеют причинные последствия в реальном мире - они вызывают ужас у зрителей. Поэтому перед нами стоит задача объяснить, как именно вымыслы могут влиять на реальный мир. Этот вопрос еще более усложняется проблемами, вытекающими из философии разума. Ведь несуществование ужасных существ - это, так сказать, не только факт, но и, похоже, факт, легко доступный и признаваемый потребителями ужасных вымыслов. Тем не менее, зрители, похоже, пугаются вымыслов ужасов; более того, они, похоже, ищут такие вымыслы, по крайней мере частично, либо для того, чтобы быть напуганными ими, либо зная и соглашаясь с тем, что они, вероятно, будут напуганы ими. Но как можно испугаться того, чего, как известно, не существует?

Например, мы считаем, что расстроенного ребенка можно успокоить, заверив его, что призраков не существует; считается, что это лучший способ избавиться от страха перед призраками. Однако зрители фильмов ужасов, как правило, приходят именно с таким убеждением. Так как же получается, что их пугают вымышленные монстры - монстры, которых, как они знают, не существует?

Проблемы здесь, по крайней мере, двоякие. Необходимо метафизическое объяснение того, каким образом фикции - т. е. в некотором смысле то, чего нет, - могут влиять на то, что есть. Во-вторых, эта взаимосвязь должна быть решена таким образом, чтобы справиться с тем, что, по общему мнению, кажется парадоксальным: что эта причинно-следственная связь, приводящая к арт-хоррору со стороны реальных зрителей, происходит на фоне того, что реальные зрители не верят в существование монстров.

Эта вторая проблема, которую, следуя примеру Кендалла Уолтона, мы можем назвать боязнью вымысла, конечно же, на самом деле является примером более широкой философской проблемы, которую можно назвать парадоксом вымысла. Ее можно сформулировать в виде вопроса: "Как мы можем быть тронуты вымыслом?". Для целей этой книги нам нужно объяснить, как мы можем бояться и испытывать отвращение к вымышленным монстрам. Но ответ на этот вопрос стоит в одном ряду с ответами на такие вопросы, как "Как мы можем скорбеть по королю Лиру?", "Как участь Эдипа вызывает у нас жалость и страх?", "Как К. в романе "Испытание" вызывает у нас чувство муки и разочарования?" и "Почему Казобон Элиота вызывает у нас чувство негодования?".

Для начала мы могли бы задуматься, действительно ли здесь есть проблема. Ведь, казалось бы, человеческая природа такова, что нас эмоционально трогают личности и ситуации других людей. При прочих равных условиях мы скорбим о тех, кого постигло несчастье, и возмущаемся несправедливостью. Это просто факт жизни. Так почему же есть что-то загадочное в том, что мы реагируем на вымышленных персонажей таким же образом?

Но подумайте об эксперименте. Представьте, что подруга рассказала вам, что ее сестра, блестящий ученый, заразилась экзотической болезнью, которая убьет ее в течение месяца. А ее дети, такие же гениальные, не говоря уже о том, что хорошо себя ведут и полны перспектив, будут отданы на попечение жестокого и скупого дяди. Несомненно, он посадит их на кашеобразную диету, выжмет из них всю душу и прекратит их занятия балетом. По мере того как катастрофа усугубляет катастрофу, ваше беспокойство нарастает. Но теперь представьте, что, как только вы начинаете эмоционально реагировать, подруга говорит вам, что все это она выдумала. У нее нет сестры, нет детей, и нет никакой каши. Предположительно, эмоции, которые накапливались, рассеиваются, и на смену им приходит другая - возможно, злость на то, что вас обманули. Или, если взять другой пример, что случилось бы с возмущением по поводу обстоятельств голодающих эфиопов, если бы человек узнал, что все освещение этого вопроса было сфабриковано СМИ? Мы могли бы возмутиться журналистскими манипуляциями, но мы не смогли бы больше переживать за жертв голода, если бы поняли, что таких жертв не существует.

Эти мысленные эксперименты якобы указывают на то, что между нашими убеждениями и нашими эмоциями существует необходимая связь. Для того чтобы испытывать соответствующую эмоцию