Шрифт:
Закладка:
— Макарка! Ты где? Одежду давай! Душа простора требует!
Вот что значит офицер, хоть и конвойный. Сразу сообразил, что летательная техника не терпит малых расстояний. Тем временем отошедший от первоначального шока коллектив алкоголиков уже сгрудился вокруг меня и потребовал повторить конструкцию по числу присутствующих здесь лиц.
Успокоив их, я принялся клепать первую в мире авиационную дивизию бумажных самолётиков. Или это полк по численности? В общем-то, всё равно: аккуратно проговаривая последовательность действий для уже накинувших одежду, я складывал самолётик за самолётиком. Где-то ближе к концу страждущих меня прошиб холодный пот: а что отвечать, когда спросят, откуда я знаю эту конструкцию? Студент, мать меня за ногу!
Однако всем пока было абсолютно всё равно до моих переживаний. Обретя желаемое, спорщики ломанулись на улицу лично убеждаться в пригодности полученной конструкции. Последним, прислушиваясь к доносящимся со двора крикам, покинул меня тот самый Петр Акакиевич. Правда, надо отдать должное, перед этим толкнул в мою сторону тарелку с наваленными горкой деньгами.
Хищно оскалившись, я быстренько собрал все ассигнации в стопочку и аккуратно свернул их в трубочку. Теперь сверху оберну оставшейся бумагой, и на посторонний взгляд это будет выглядеть… Да чёрт его знает, как это будет выглядеть, но точно не кошельком, полным денег. Натягивая ещё влажную одежду, я взглянул в окно. Пионеры авиации старательно изображали из себя ветеранов броуновского движения, носясь за мелькающими в темноте серыми проблесками. Надо выйти, подсказать им про освещение. Небось на такое зрелище с десяток ламп найти можно…
* * *
— Семён! Да стой ты, маракуша этакая!
Узнав голос Ефима, я остановился и повернулся к нему. Ко мне, припадая на одну ногу, хромал мой напарник по приключениям. Приглядевшись получше, я мысленно присвистнул: ладно нога, её просто подвернуть можно. Но вот уже начинающую раздуваться физиономию под такое подвести сложно, как и разодранную до пупа рубаху.
— Там этот… Ну который чернявый, по-нашенски ещё так смешно разговаривает… — он попытался сплюнуть, но вместо этого закашлялся.
— Микеладзе?
— Ну политический который… — казалось, Ефим меня не слушает — в общем, я ему ключ достал…
— Как? А где ты кузнеца нашёл в такую пору?
— Да нигде не нашёл. Просто подержал немного и всё — наконец ко мне повернулась не повреждённая половина физии. Надо же, ещё и улыбается.
— Что подержал?
— Конвойного… пока его политический душил.
— Чего?
Слепо оглядевшись, я сел прямо там, где стоял. Земля тёплая, пятую точку не простужу… Ладно бегунки, это вполне себе привычный риск для этапа с заключёнными. Ну полагается так по законам жанра — ты убегаешь, я догоняю. Все при деле, все довольны. Но вот смерть конвойного, да ещё в процессе выполнения им своих служебных обязанностей, однозначно выводит дело за рамки привычного.
— … До первых петухов ещё далеко. — рядом со мной плюхнулся Ефим
— А при чём тут петухи?
— Так, смена будет, обнаружат мертвецов.
— Подожди, мертвецов? Так он не один?
— Не, политические всех под нож пустили. Да и меня чуть не укокошили, хорошо этот носатый остановил.
Я с сомнением посмотрел на растрёпанного Ефима. Что бы политические, которые обычно ничего тяжелее пера в руках не держали, взяли и одолели семерых мужиков? Ох, чует моё сердце, не одни они там повеселились… Ладно я, у меня абсолютное алиби, но первый же взглянувший на Ефима обязательно поймёт, что без него не обошлось. И ведь не сведёшь до утра даже льдом…
— Когти надо рвать!
— Надо-то надо, но куда?
Я мысленно представил карту. На Качуг и Усть-Кут теперь уже точно нет резона идти. Даже если уйдёт один Ефим, то скоро тут будет не продохнуть от сыщиков и прочих полицейских всех мастей и рангов. Я, конечно, с бумажкой, но всё внутри меня орёт, что этой бумажкой вскоре можно будет только подтереться, да и то, если дадут. Пойти к Байкалу, как раньше предлагал Ефим? Ну, выйдем мы на берег и что? Там поселений раз-два и обчёлся, любой новый человек будет торчать как бревно в глазу. В противоположную сторону, там где будет в будущем Братск, в надежде перейти Ангару и выйти на сибирский тракт? Тоже невеликого ума затея. А что, если…
— Документы и деньги. Деньги и документы… — протянул я задумчиво.
— Деньги я знаю где взять! А документы… Всё равно терять нечего, давай к местному участковому приставу или кто он тут, околоточный, заглянем?
— И? — я всё пытался зацепить сознанием постоянно ускользающую от меня мысль.
— И выпишем себе что потребно!
— Ты разве умеешь писать? Я вот как курица лапой, первый же встречный липу распознает!
— Да нам главное дойти до этого встречного, а там что-нибудь да придумаем!
— Точно!
Наконец-то мне удалось вытащить на белый свет то, о чём мне давно сигнализировало подсознание. Ну в самом деле, где лучше всего прятать искомое, как не под фонарём? Во всех прочитанных мной детективах любой уважающий себя преступник селился поближе к полицейским. Никаких «малин» и «хаз», только образ очень достойного во всех смыслах и положениях человека. А уж потом из Иркутска… Хошь в Китай за чаем, а хошь в Питер батюшку-императора взрывать!
— Так, а что ты там говорил про деньги? — я решил пока не озвучивать пришедшую мне в голову идею.
— Помнишь, я тебе говорил про Ираклия да Выкреста? Ну что везут они что-то дорогое да сторожатся ото всех?
— Ну… — у меня перед глазами сразу же встала сцена с хомячкующейся таксой.
— Ей-богу, там ассигнации пачками. Они недавно перекладывались у меня на глазах, так сквозь рогожу такие мазёвые бока проступили. Вот крест даю, деньги там!
* * *
Вот честно, никогда не считал себя дураком, но ведь поговорка «дуракам везёт» не на пустом же месте появилась? Обиталище главного местного полицмейстера оказалось в том же здании, где мне выделили комнату. И если снаружи оно было забаррикадировано кучей решёток и запоров, то изнутри доступ был считай что открытым: в двери вызывающе виднелась очень знакомая по форме замочная скважина. И зря я хвалил неизвестного мастера: халтурщик он первостатейный. Мой ключ подошёл как родной, стоило только немного покачать его из стороны в сторону. А сам будущий полицмейстер тоже
