– Дорогая миссис Гордон, – наклонился вперед Штраус, заглядывая Эйлис в глаза. Взгляд был профессиональным, умным, добрым, готовым помочь, объяснить – взгляд удава, и Эйлис закрыла глаза, в мельтешении золотисто-зеленых колец и кругов она, как ей казалось, могла разглядеть лица своих любимых – Алекса и Чарли, она даже мысленно старалась думать о них одновременно, чтобы не давать никому преимущества, повода для ревности, я люблю вас обоих, не ссорьтесь, пожалуйста…

– Доктор Ковнер придет и выслушает, – внушительным тоном продолжал Штраус. – Потом, когда с вами побеседует профессор Штайнер. Скоро, минут через десять-пятнадцать.

– Профессор Штайнер – физик? – уточнил Алекс.

– Нет, но он умеет понимать и помогать.

– Понятно.

Кто из них пробормотал это? Штайнер – еще одно светило психиатрии? Бесполезно объяснять им принципы межмировых квантовых связей и запутанностей. Времени терять тоже нельзя. В любое мгновение может проснуться Луи или Джек, или Амартия. Эйлис для них не существует. И может произойти декогеренция.

Чарли, мне кажется, я засыпаю. Пожалуйста, Алекс, я не смогу ничего объяснить, если они позовут Ковнера, не уходи, Алекс, не… Боже…

Эйлис встала. Она не хотела ничего плохого. Алекс ушел, она осталась вдвоем с Чарли, как четыре года назад, когда они прятались в Централ-парке от ливня под одним зонтом, и зонт прикрывал их не только от дождя, но от всего мира, им было хорошо, как никогда потом, она часто думала об этом и не могла себе объяснить, ведь потом было много замечательного, прекрасного, они любили, они были вместе, потом расстались, опять встретились и больше не расставались, но все равно – те полчаса под зонтом… что это было?

Эйлис сделала два шага. Она не хотела ничего плохого. Только объяснить, как счастлива с Чарли, – да, сейчас, пусть это покажется им странным, счастлива, потому что они под одним зонтом, укрыты от дождя и от всех людей, никто им не нужен, никто, никто, и это истинная любовь, когда только двое… и еще Алекс, да, он тоже должен быть с ними, а он ушел, уснул…

Эйлис сделала два шага и подняла руки. Она не хотела ничего плохого. Только повторить слова Алекса, она их прекрасно запомнила. Более того – странно, но сейчас она все понимала и могла бы рассказать про квантовую запутанность так, чтобы эти двое поняли, и чтобы они поняли еще, что Чарли жив, а значит, жив и Алекс. И Джек. И Амартия. И Луи. И даже то, что они сейчас – не там, в мозгу Чарли, а здесь, на Земле, – лежат в коме, она могла объяснить тоже, потому что знание Алекса стало теперь и ее знанием, она объяснит, и ее поймут.

Эйлис подошла вплотную к этой женщине, доктору Чжао Ланьин. Она не хотела ничего плохого. Только…

Не успела. Эйлис услышала крик Чарли. Она увидела Чарли. Он стоял рядом и хотел помочь. Боже, какой он красивый. Под большим черным зонтом. Огромным черным зонтом, под которым мог укрыться мир. Весь мир. Весь.

Пожалуйста! – закричал Чарли. – Пожалуйста, Эйлис…

Я не хотела сделать ничего плохого, – успела объяснить она.

Мир укрылся под черным зонтом и превратился в ничто.

4. Экипаж

Чедвик проснулся и первым делом проверил показания датчиков, помня, какими тревожными были числа, когда он погрузился в сон. С ощущением наступившего если не спокойствия, то определенной душевной расслабленности, он коснулся пальцем иконки «продолжить», отчего на рабочей панели цвет восемнадцати индексов изменился от желтого цвета ожидания к успокаивающему зеленому.

Убедившись, что непосредственная опасность «Нике» не угрожает, Чедвик поднял взгляд и увидел в носовом иллюминаторе черное звездное небо, в левом почему-то маленькое (на взгляд примерно вдвое меньше полной луны), но ослепляющее солнце. Ему показалось (можно ли, однако, доверять ощущениям?), что выглядит солнце необычно. Нет, не угловые размеры, что-то еще… Впрочем, после сна все представляется не очень знакомым, он привык за недели полета. Солнце как солнце. Слепит.

В правом иллюминаторе не было видно ничего. Ни планет, ни звезд. Будто черная стена между «Никой» и космосом. Неприятное ощущение, но ощущениям Чедвик не доверял, и рациональное объяснение не замедлило появиться: скорее всего, это ночная сторона Энигмы – когда Чедвик засыпал в последний раз, планета выглядела тонким серпом, истончавшимся с каждой минутой. Значит, теперь…

Стоп. Несуразность картинки дошла, наконец, до его сознания и вызвала неприятный холодок между лопаток. Солнце слева – значит, планета справа должна быть освещена полностью. Не может быть ночи на дневной стороне, верно? Тогда что… Как это возможно?

Чедвик еще раз прошелся взглядом по огонькам датчиков, числам на дисплеях, тексту на экране. Порядок. Порядок. Порядок. Ах, да…

Он облегченно вздохнул, поняв, что ни природа с ума не сошла, ни он. Внимательнее надо быть, хотя сразу после пробуждения трудно сосредоточиться. Правый иллюминатор попросту закрыт заглушкой – вот ведь смешно на самом деле. Кому пришло в голову закрывать наружную картинку? Наверно, Алексу, он уже делал это в самом начале полета, когда Земля еще не превратилась в яркую звездочку. Почему он так поступал, Чедвик не очень понимал, поскольку Алекс не оставил в дневнике объяснений. Может, вид планеты мешал теоретику думать? Неважно. Чедвик сдвинул заглушку, еще один индикатор вспыхнул зеленым, а в правый иллюминатор вползла рыжая, в веснушках, тарелка, похожая (странные сравнения приходят в голову!) на кошачью морду. Энигма. Надо придумать иное название, оставив старое для несуществующей черной дыры.

На собственную фантазию Чедвик не рассчитывал. Фантазий он не любил. Его и в экипаж включили потому, что трезвый реализм и блестящее знание конструкции «Ники» сделали его незаменимым.

Что же показалось, когда он взглянул на солнце? Солнце как солнце, и все же…

Неважно. Корабль в порядке, это главное.

Чедвик прочитал текст на дневниковом дисплее и подумал, что Панягин – самый ненадежный элемент в экипаже. Чедвик полагал, что астрофизик в экипаже – дань скорее традиции, чем реальной необходимости. В космосе прекрасно работали автоматы, исследовавшие планеты и их спутники, кометы и астероиды. Чтобы получить научную информацию, живой человек не нужен – автоматика справляется лучше. Для чего на «Нике» специалист по квантовой космологии и астрофизике, если наблюдать черную дыру в процессе пролета можно будет только пару минут? От Панягина никакого проку не было за все время полета. В дневнике он оставлял соображения о природе квантовых процессов, к полету «Ники» отношения не имевших,