С утра просыпаюсь позже Энси. Сажусь на кровати, сонно моргая, и замечаю, что моя соседка в пижаме задумчиво стоит у двери, сжимая в руках два крафтовых конверта.

— Что это? — хрипло спрашиваю я, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Я не помню конвертов в своем прошлом, но все равно боюсь весточки от моего мучителя. И подсознательно жду ее.

— Приглашение, — тихо отвечает Энси и раздраженно кидает один конверт на столик, а второй протягивает мне. Брать не спешу.

— Куда? — осторожно спрашиваю я, сканируя конверт, словно, рассчитывая разглядеть содержимое сквозь плотную бумагу.

— На черно-белую вечеринку.

— Что это вообще такое? — После пояснений соседки понятнее не становится.

— Вечеринка, на которой собирается элита колледжа. Туда приглашают самых перспективных студентов-первокурсников… своеобразные смотрины.

— Хм… — Я осторожно беру из ее рук конверт и вскрываю. Это, действительно, приглашение. Самое обычное. Внутри карточка. Черная с одной стороны, белая с другой. Место, время, дресс-код. И никакого подвоха, кроме одного. — Это все замечательно, только вот я не понимаю, как оказалась в числе местной «элиты»? Это не про меня. Может быть, ошибка?

— Нет. С приглашением никогда не ошибаются. — Энси пожимает плечами. — Значит, нас кто-то пригласил.

— Ты тоже не понимаешь, кто тебя позвал?

— Есть некоторые соображения, — мрачно отвечает Энси. Видно, что она не очень довольна этим фактом.

— Ты пойдешь?

— Придется, — отзывается она безо всякого энтузиазма.

— В смысле?

— Проигнорировать, значит, оскорбить тех, кто устраивает это мероприятие, — вздыхает соседка. — Не уверена, что хочу оскорблять местную элиту. К тому же, мне тут никто ничего плохого не делал.

— Ну, значит, не будем оскорблять. — Я пожимаю плечами. — Вечеринка, значит, вечеринка.

— Мне нравится твой оптимизм. Нам нужно определится с дресс-кодом. Ты выбирай — черный или белый?

— А ты угадай? — фыркаю я. — Мне кажется, ответ очевиден.

Дар

Вот тебе и восхищение, овации и признание. Вместо них — кровь, боль, испорченное настроение. В итоге Каро уехала с братом, а мне достается похожая на наседку Агния, которая пытается меня облапать. И что обидно, никакого сексуального подтекста в ее действиях нет. Рядом бдит ее парень. Смотрит коршуном, пока она ощупывает на предмет критичных повреждений мой пресс, ребра и ругается.

— Вот зачем ты это творишь? — возмущается она.

Потому что идиот, так сказала Каро. Идиот и адреналинщик. Даже Кит пришел к этому выводу, иначе бы не бросил меня здесь. Шиплю, когда Агния залечивает раны. Мне кажется, она специально это делает максимально болезненно. Это ее способ сказать мне, что я не прав.

Чувствую себя отвратительно. Разговор с мирс Валери тоже вышел не самым приятным. Впрочем, ждать от нее поддержки странно. Тело она врачует хорошо, а душу даже не пытается, но все же она дала один совет. Он тоже не пришелся мне по душе, но я обещал обдумать.

Когда Агния меня отпускает, сажусь на осу. Девушка вместе Яном пытается возражать, но я просто их посылаю и уезжаю. В общагу не хочу там Кит, с которым я, чувствую, поругаюсь, и там Каро, которая уехала с ним. Не знаю, почему я иррационально рассчитывал, что она выберет меня. Ведь совершенно очевидно, сейчас выбирая между мной и Китом, никто и никогда не остановится на мне. Бесполезно страдать по этому поводу. Нужно смириться жить дальше.

Мчусь на осе к дому бабушки. Испытываю потребность в родных стенах. Когда приезжаю, понимаю, что в доме еще не спят. Навстречу попадается один из учеников. Прохожу мимо и отправляюсь в зал. Падаю на мягкое покрытие на спину и раскидываю в стороны руки, прикрывая глаза.

Бабушка в дальнем конце зала в небольшом кабинете. Как и много лет назад жду, когда она освободится. Шагов не слышу, только легкий запах знакомых духов.

— Ты же должен быть в колледже? — осторожно спрашивает она. Я благодарен, что она с порога не комментирует очередную окровавленную рубашку. Видимо, чувствует — сегодня не стоит начинать день с упреков и нотаций.

— Соскучился по дому,— устало отвечаю я и продолжаю лежать, не открывая глаз.

— У тебя все в порядке? — спрашивает она, и я чувствую, как бабушка присаживается рядом со мной на маты и как в детстве кладет руку на голову и ерошит волосы, но пальцы натыкаются на спицы — и даже это легкое касание причиняет боль, напоминая о моей ущербности. Сегодня я ощущаю ее особенно ярко. Потому что Каро не оценила мою победу, потому что Каро уехала с Китом.

— Ты же знаешь, у меня сейчас ничего не бывает в порядке.

— Ты привыкнешь, — эту фразу я слышу регулярно почти год, и она злит сильнее всего.

— А если я не хочу привыкать?

— Тогда тебе придется сложно, и обида на мир, себя и окружающих испортит тебе жизнь.

— Я не хочу быть хуже Кита… — это какое-то детское, иррациональное желание, которое я бы ни за что и никогда не высказал, если бы мог держать себя в руках. Сегодня не могу. Завтра, возможно, стану сильнее, но пока мне тяжело, обидно и хочется, пусть ненадолго, снова стать ребенком.

— Ты не хуже, — устало отвечает она.

— Ты не представляешь, как тяжело быть похожим на кого-то как две капли воды, но сломанной версией. То же самое, но с браком.

— Дар, ты знаешь, что должен быть сильным.

— Кому должен, ба? — устало спрашиваю я.

— Себе, — отвечает она теми же словами, которые говорила в детстве, заставляя нас с Китом тренироваться часами. — Почему ты считаешь, что худшая версия Кита? Просто смирись, ты теперь другой. И отталкивайся от этого. Как только ты примешь внутри себя перемены, так тебе станет намного проще и увидишь перед собой новые горизонты.

— Какая разница, что увижу я, если другие видят сломанную копию.

— Другие видят то, что показываешь им ты.

— Что мне делать, чтобы стало меньше боли? — меняю я тему, подводя к той части разговора, которая мне действительно важна.

— Меньше боли потом, больше боли сейчас… — не очень довольно говорит она. Это скользкая тема. Та грань, за которую я хочу шагнуть, а бабушка не считает нужным. Та точка, в которой видение мирс Валери и бабушки расходятся.

— То есть мне нужно умышленно делать то, что заставляет спицы двигаться и рвать сухожилия и мышцы?

Она молчит, ответ неоднозначен, я его знаю. Но мне нужно, чтобы она произнесла это сама.

— Отчасти. Вспомни, как первое время было. Кровь шла даже при смене позы. Чем больше ты двигался, тем больше тебе становилось доступно.

— Мне нужно заняться чем-то, что повысит амплитуду движений еще больше? — осторожно закидываю я удочку.

— Это боль, это кровь, это страдание и негарантированный результат Дар. Но да, условно, если ты будешь бежать с кровью, при ходьбе она не появится. Но надо ли тебе это?

— Если я буду идти без боли, стоять, садиться на осу. В эти моменты мне будет доступно больше магии?

— На осу ты садиться не будешь, — отрезает она, не подозревая, что мое красное транспортное средство, купленное без ее ведома, не таясь, стоит на парковке перед домом. — А в остальном, это отвечает теории мирс Валери. В теории, так и произойдет. С каждым новым этапом экзоскелет будет все больше становиться частью тебя.

— Снять не выйдет? — снова вопрос, ответ на который мне хорошо известен, но я не могу его не задать. Для меня это важно, хоть и несбыточно.

— Однозначно — нет. Ты знаешь, — с грустью, но твердо произносит она.

— А стать одним целым?

— Я бы не советовала, — жестко отрезает бабушка.