– Это как?

– Он почти не давал им денег – в отличие от Георгия, который при жизни совал им купюры во все карманы, а ведь они тогда были совсем малышами! Карл говорил, что они и так живут на всем готовом, а потому их единственная задача – получать образование. Он оплачивал самую лучшую школу для близнецов, уроки верховой езды и репетиторов, но наличных не давал. И правильно, я считаю!

– А Эдуард? – спросил Севада. – Раз дед взял его в бизнес, значит, доверял, полагал, что из него выйдет толк?

– Эдуард…

Демченко наклонился и погладил спаниеля, которому надоело бегать за воробьями, и он принялся скакать у ног хозяина в надежде на то, что тот снова кинет ему палку. Падояну показалось, что Демченко не слишком расположен обсуждать старшего внука Вагнера.

– Вы уволились, – сказал он, так и не дождавшись ответа собеседника. – По собственному желанию?

– Ну, не совсем по собственному, – усмехнулся тот, разгибаясь. Песик так и остался стоять, виляя хвостом и задрав аккуратную головку, глядя на хозяина с немым укором. – Мне пришлось уйти.

– Но вы проработали с Карлом Вагнером, сколько… лет десять, так?

– Четырнадцать.

– Это срок!

– Я стоял у истоков «Малахитовой шкатулки», да…

– Мне казалось, ваш босс в бизнесе дольше?

– Не в ювелирном. Карл раньше занимался строительством, но душа у него к этому не лежала, да и проблем там слишком много. Зато ему всегда нравились камни. Драгоценные камни, понимаете? Он в них разбирался, даже коллекционировал какое-то время, а потом решил: почему бы не сделать хобби доходным? К тому времени он сколотил приличное состояние, приобрел убыточное месторождение алмазов в Якутии, заброшенное после Перестройки, и за несколько лет сделал его прибыльным. Но Карлу было недостаточно просто торговать алмазами, он хотел создать собственный бренд, чтобы люди знали его по имени… Ну, как когда-то, к примеру, Фаберже!

– Изделия Вагнера отличаются дороговизной, насколько я понимаю, – заметил Севада.

– Не забывайте об их качестве! – возразил Демченко. – Камни приобретаются только самые лучшие, а золото ниже семьсот пятидесятой пробы даже не рассматривается! У нас в последнее время появилась линейка из платины с бриллиантами и морганитами…

– Ваши товары не рассчитаны на масс-маркет?

– Совершенно верно – только на богатых людей, знающих толк в украшениях. Их приобретали не столько для постоянного ношения, сколько как произведения искусства или способ вложения капитала.

– Так почему же вы уволились, если все было так хорошо?

– С Карлом – да, но не с Эдуардом.

– Расскажите поподробнее, если не трудно, – попросил Падоян, чувствуя, что нащупал что-то интересное.

– В последнее время Эдуард часто ругался с дедом, – словно бы неохотно заговорил Демченко после долгой паузы. – По работе, само собой. Он хотел сделать продукцию «Малахитовой шкатулки» доступной для рядового покупателя.

– Разве это плохо? – удивился опер.

– С одной стороны, нет. Эдуард предлагал отойти от высоких стандартов и запустить более дешевые линейки – например, в золоте пятьсот восемьдесят пятой пробы, с камнями помельче и подешевле, не премиальной огранки и так далее. Однако это потребовало бы расширения бизнеса и, как следствие, огромных вложений. Пришлось бы отказаться от многих эксклюзивных заказов, ведь мы – не нефтяная или газовая компания с практически неограниченными ресурсами! Карл не сразу отверг идею внука, а взял время на размышление. Мы все обсудили, подсчитали и пришли к выводу, что нам это не подходит – во всяком случае, пока.

– Какова была реакция Эдуарда?

– Бурная! Он, оказывается, уже начал наводить мосты и договариваться с возможными партнерами на этом новом для нас рынке, будучи уверен в согласии деда.

– А почему он не сомневался?

– Наверное, считал, что Карл видит его своим преемником и позволит проявить самостоятельность. На самом деле идея-то неплохая, просто время для нее было выбрано неудачно: Карл как раз начал строительство очередного ДПЛ, а это требовало больших денежных вливаний, поэтому на то, чтобы расширять бизнес, просто недоставало финансовых возможностей.

– А смерть Карла, выходит, развязала Эдуарду руки?

– Вы спрашиваете меня, считаю ли я его способным убить деда?

– Ну, давайте так сформулируем.

Демченко ответил не сразу.

– Я думал об этом, – произнес он наконец.

– В самом деле?

– Не потому, что я считаю Эдуарда способным на убийство, а в свете того… Ну, знаете, как говорят, – ищи, кому выгодно! В некотором смысле без Карла он получает больше свободы и волен воплотить свою идею в жизнь… Во всяком случае, он может попробовать. И все же мне не кажется, что Эдуард, при всем моем неоднозначном к нему отношении, мог такое сотворить!

– А как насчет Романа Вагнера? – поинтересовался Падоян. – Он мог?

– Я плохо знаком с сыном Карла, – покачал головой бывший директор. – Видел всего несколько раз, а разговаривал – и того меньше!

– Вы ведь были близки со своим боссом, я прав? Он когда-нибудь упоминал о завещании?

– О завещании? Нет, но мы были не настолько близки! Не думаю, что Карл стал бы делиться со мной своими соображениями по такому личному вопросу. Зная Карла, я могу предположить, что он ни с кем не стал бы это обсуждать.

– А вы сами как думаете, было завещание?

– Опять же, насколько я могу судить о характере Карла, он вряд ли пустил такое серьезное дело на самотек. Он отличался педантичностью, поэтому, скорее всего, позаботился бы о том, чтобы его воля была исполнена так, как ему хотелось.

– Луиза Вагнер считает, что Карлу незачем было писать завещание, – как бы между делом заметил Падоян.

– Ну да, ей бы этого очень хотелось! – ехидно скривился Демченко. Стало очевидно, что он не жалует вдову покойного начальника.

– А если завещание есть, то где, как вы думаете, он его хранил? – задал он вслух другой вопрос.

– Вряд ли на работе… Возможно, в своем кабинете, в сейфе? Но об этом вам лучше поговорить с его адвокатом, Германом Рубисом, – он может знать больше.

* * *

Марина Вагнер, первая жена Георгия, проживала в красивом, но пришедшем в упадок здании на улице Маяковского. Раньше оно являлось доходным домом Н. В. Чайковского, и Леру поразил контраст между былым, явно роскошным его состоянием и нынешним. Скорее всего, дом дожидался капитального ремонта, но пока что его длинные коридоры, высоченные потолки с остатками лепнины и лестничные пролеты создавали плачевное впечатление. Однако квартира, в которую попала Лера, позвонив в звонок, оказалась поистине произведением искусства: видимо, при разводе Георгий Вагнер не поскупился и выделил матери первенца огромную сумму на ремонт, а также на чудесную обстановку. После капремонта этот кусок недвижимости станет бесценным, особенно