Шрифт:
Закладка:
Пронина слегка толкнула руку Мэтта плечом.
— Всё, Фро? — спросил он на общеимперском.
«Фро». Как только Ефросинью не называли в этом чуждом ей мире. Девушки из офиса Баррады обращались к ней «Эфри». Где-то она слышала даже «Эф». А сокращённый вариант её имени, принятый на Великородине, был сложноват для тех, кто рос на других планетах. Хотя Мэтт почти угадал. Почти.
Пронина лишь кивнула. Мэтт смотрел на неё с обожанием и нежностью, но в его худощавом лице не прослеживалось ни воли, ни харизмы. Его глаза светились счастьем от близости с любимой, а она думала — «Зачем он снял очки? Он говорил, что они ему мешают, что они могут упасть, но вдруг он просто не хотел видеть жирное тело „Фро“ и представлял вместо неё какую-нибудь Мелиссу или Миранду?»
Послушавшись Прониной, Мэтт надел очки и поднялся с кровати, и Ефросинья смотрела, как болтается его вислый член. Нет, всё-таки это ненастоящий мужчина. Слишком тощий, нерешительный, не умеющий ничего, кроме своей унылой работы, мямля. С ним и «настоящего» секса с проникновением было мало — Ефросинья успокаивала себя тем, что не хотела детей, но ей, как привилегированному агенту Бюро, теперь были доступны любые средства контрацепции — не то что рядовым, верующим имперцам, особенно на родной Великородине.
Вздохнув от переживаний, Ефросинья тоже заставила себя подняться с кровати. В комнате было почти темно — Пронина едва различала платяной шкаф и письменный стол, простые и серые, как и всё там. Съёмное жильё была дешёвым, но лишь по здешним, земным меркам. За те же деньги Ефросинья могла позволить себе небольшую усадьбу где-нибудь на окраине Галактики. И она была бы рада улететь с загрязнённой, полной суеты Земли к девственной природе Дальнего Рубежа, где люди ещё не успели построить города размером с континент. Вот только Пронина не могла оставить свои обязанности и подвести добропорядочных подданных Империи и Бога-Императора.
— С-спасибо, — нервно произнёс Мэтт. — Это было к-круто, Фро.
Что именно было круто? Что полежали вместе, так и не дойдя до самого акта? Хотя это было так тепло, так по-домашнему… Нет, ты, Фрося, достойна кого-то лучшего. Достойна Зимнего Джима… но Мэтт — не Зимний Джим.
— Точно, — задумчиво ответила Пронина, глядя не на него, а на огни звездоскрёбов за окном.
— Ты чем-то обеспокоена? — участливо спросил Мэтт.
Он подошёл к Ефросинье и ласково положил ей руку на плечо.
— Нет, — покачала она головой, глядя ему в глаза.
— Ты плачешь, — заметил Мэтт.
Неужели? Но только после его слов Ефросинья поняла, что её щёки намокли от слёз.
— Наверное, тебе показалось… Здесь темно, и…
Она должна быть сильной — как и все служащие Охранительного Бюро. Но и слабой тоже — как женщина. А с Мэттом слабой нельзя, потому что он сам далеко не сильный…
— Фро, я хочу тебе помочь, — Мэтт положил вторую руку на другое плечо Прониной.
— Обними меня, — вырвалось у неё против воли.
Она боролась с собой, хотела оттолкнуть Мэтта, выгнать его из квартиры. Но вместо этого повела себя как глупая девчонка. Проявила слабость… И оказалась в объятиях тщедушного техника. Он обхватил тонкими ручками её обширную талию, а её объёмную грудь прижал к своей груди, под которой явно прощупывались рёбра. Голова Ефросиньи легла на угловатое плечо Мэтта. Пронина ненадолго успокоилась. Почувствовала себя в безопасности. Она положила руку на спину Мэтта, принимая его любовь и тепло. Но…
— Нет, — сказала она.
Её полный подбородок по-прежнему лежал на плече техника.
— В смысле? — спросил Мэтт.
Он волновался — а значит, всё понимал.
— Прости, — Пронина старалась говорить как можно твёрже. — Нам надо разойтись.
Она заставила себя разжать объятия — так определённо было лучше. Правильнее.
— Почему же? — голос Мэтта задребезжал от отчаяния. — Всё же у нас хорошо?
— Нет, — покачала головой Ефросинья. — Не хорошо.
— А что не так? — умоляюще спросил техник. — Фро, скажи, пожалуйста! Скажи мне…
— Оставь меня, — сухо отрезала Пронина. — Мне нужно побыть одной.
— Именем Императора, что произошло? — недоумевал Мэтт.
А вот и гадай, ненастоящий мужчина. Может, жизнь тебя чему-нибудь да научит.
— Иди, — только и ответила Ефросинья. Она даже не посмотрела на Мэтта.
Пока он суетливо надевал дешёвые джинсы и безвкусную полосатую рубашку, Пронина тяжело села на кровать, широко расставив толстые ноги.
— Открыть дверь, — приказала она автоматике.
— Дверь. Открыта, — подтвердил женский механический голос.
— Пока, Мэтт, — попрощалась она безучастно.
Техник просто молча ушёл из квартиры. А Пронина взяла со своей тумбочки бутылку красного вина и налила в бокал, который стоял рядом.
— Кис-кис-кис, — произнесла она. Казалось, в пустоту.
Комок меха, лежавший в маленькой кроватке у письменного стола, зашевелился и поднял голову. Выпрямив хвост трубой, к Фросе подошёл пушистый рыжий кот с белой грудкой.
— Мяу! — жалобно отозвалось животное.
Фрося ему улыбнулась.
— Барсик, — нежно сказала она, посмотрев в его оранжевые глаза.
— Мяу! — откликнулся он на своё имя.
Кот запрыгнул на кровать и лёг на обнажённые бёдра Прониной. Она погладила его тёплую шерстистую спинку, и он мирно замурлыкал. Сквозь его безмятежное урчание доносилось еле слышное жужжание сервомоторов. Ефросинья порой забывала, что Барсик был роботом, искусной имитацией древнего животного, служившего домашним любимцем ещё в доимперские времена. Марсианские инженеры так умело изобразили повадки настоящих кошек, что Прониной чудилось, будто у робота была душа. К тому же Барсик обладал рядом важных преимуществ перед своими органическими «сородичами», которых на разных планетах до сих пор заводила беднота. Он не просил есть, а подзаряжался от своей кроватки. Ему не был нужен туалет. Его можно было выключить, когда Фрося отправлялась на задание либо просто пропадала в Пирамидионе, занимаясь бумажными делами или тестируя новое оружие у Нади.
Пронина пила вино, поглаживая котика. Расставание с Мэттом ей нелегко далось, но