Рынок зерна был не просто эффективным. По сути, это был огромный рынок воды. Каждое семя зерновых представляло ту воду, которую использовало для выращивания. Перевозка зерна была подобна транспортировке воды из разных частей Средиземноморского бассейна, поскольку при этом аннулировалась необходимость использовать воду в точке потребления. Локальным решением в случае отсутствия дождей могло быть орошение или хранение, однако в интегрированной единой средиземноморской системе разницу могли скомпенсировать другие местности – при условии, что на них не повлияло изменение количества осадков. Если рынок оказывался настолько большим, что охватывал регионы, где осадки не коррелировали между собой, то среднее предложение продовольствия должно было оказываться стабильным. Действительно, Римская империя I и II веков нашей эры была больше по размеру, чем средиземноморская система с ее путем ураганов, и такого размаха хватало, чтобы усреднить большую часть изменчивости осадков.

Римское государство по-прежнему играло важную роль. Во-первых, для частного рынка такого масштаба требовались мощные правовые институты, поскольку торговле нужны были надежные гарантии, что контрагент отвечает за свои обещания. Для этого существовали частные и государственные суды, а также положения о приведении решений в исполнение. Хотя римское право не предусматривало представительства (никто не мог заключать договор от имени другого человека), существовало делегирование полномочий, и обычным явлением было частное финансирование морской торговли. Кроме того, эта частная система неявно финансировалась за счет имперского флота: его патрулирование обеспечивало свободное от пиратства Средиземное море. Государство также улучшало качество информации о ценах и объемах на рынке, выступая как крупный покупатель. Система импорта и распределения зерна Cura Annonae[42] раздавала зерно в виде пособий примерно для 250 000 семей в городе.

Римская держава никогда не могла позволить себе инфраструктуру тех масштабов, что необходимы и для управления водой в ландшафте, и для удовлетворения потребностей и свобод своих граждан. Альтернатива заключалась в том, чтобы стать регулятором и посредником в рыночной экономике такого рода.

Хотя государство не могло браться за крупную инфраструктуру, император – как частное богатое лицо – нередко выступал в роли непосредственного инвестора и использовал собственные ресурсы, чтобы строить инфраструктуру и повышать тем самым свою легитимность. В вопросах связи сельского хозяйства и общественности эти ресурсы в основном сосредотачивались не на ирригационных сооружениях или борьбе с наводнениями, а на торговле.

Корабли с зерном, пересекающие Средиземное море, могли быть колоссальными. Римские судостроительные технологии были весьма развиты: Плиний[43] описывал специально построенные суда, которые везли в Рим обелиски массой от нескольких сотен до тысячи тонн. Суда такого размера не были типичными, однако большинство кораблей все равно перевозили около ста тонн зерна. Средиземноморский рынок зерна зависел от нескольких тысяч рейсов в год. Такое количество кораблей не могло подняться по Тибру до Рима. Портовые сооружения приходилось строить вдоль побережья, а уже небольшие речные суденышки могли доставлять зерно в город.

Для этого император Клавдий создал Порт – обширный искусственный водоем площадью в двести гектаров и глубиной семь метров; в нем могли швартоваться крупные корабли. Гавань (darsena) меньшего размера – искусственный бассейн площадью в гектар – давала пристанище более мелким судам. Один канал связывал эту систему с морем, а второй – с Тибром, откуда товары попадали в Рим. Несмотря на то что порт был далек от совершенства (приходилось регулярно углублять дно, постоянно наблюдались заторы), ежегодно тут бросали якорь две тысячи судов.

Благодаря регулирующей роли государства и инвестициям императора в Риме появилась торговая система с замечательной связностью. Это был механизм, с помощью которого Рим мог примирить непримиримое – политическую систему, основанную на правах собственности отдельных граждан, и ландшафт, который мог гарантировать надежность поставок только в целом. Эта необычная система поддерживала подъем самого обширного вплоть до XIX столетия государства Запада. Однако у нее было серьезное уязвимое место, которое станет фактором ее краха. В ее сердце было слишком много воды[44].

УЯЗВИМАЯ ИМПЕРИЯ

По иронии судьбы, один из важнейших факторов упадка Рима оказался связан с его гидротехническими умениями. Марк Випсаний Агриппа, римский эдил (чиновник, отвечающий за общественные здания), отметил новую эпоху Августа разработкой необычайно современного плана водоснабжения. Если Август был «архитектором Римской империи», то Агриппе досталась роль «управляющего строительством». В отличие от ирригационных и противопаводковых сооружений городское водоснабжение было испытанным способом для легитимизации деспотов.

Инфраструктура Рима времен Августа была гораздо лучше, чем в большинстве европейских городов до XIX века. Плиний Старший считал систему канализации под названием Большая Клоака (Cloaca Maxima) настолько впечатляющей, что сравнивал ее с висячими садами в Вавилоне. В начале имперской эры работало четыре акведука. За двадцать лет Агриппа преобразовал водопроводную систему Рима: появились два новых акведука, и удвоилась подача. Он также следовал амбициозному плану городского распределения и графика воды.

Вместо того чтобы просто увеличить количество воды в городе, Агриппа позаботился о специализации: разные части города поддерживала разная инфраструктура. Один акведук давал воду для частных домов, другой обслуживал общественные сооружения, фонтаны и бассейны. Аква-Вирго – единственный акведук, который используется и сегодня, – применялся в основном для общественных сооружений и имперских построек: комплексов Агриппы на Марсовом поле, а также бань и зданий на другом берегу реки.

Гидротехнические сооружения Агриппы подтверждают высокие инженерные умения Рима. По мере развития римской гидротехники и увеличения уверенности в ее эффективности проектирование гидротехнических сооружений расширялось, что влекло значительные экономические последствия. Для императорского Рима это был не просто вопрос урбанизации. Этот процесс механизировал различные отрасли хозяйства. Повсюду были водяные мельницы, связанные с акведуками. Их использовали военные: в частности, на вале Адриана в Британии. Сельские сообщества применяли их, чтобы получать муку в любых климатических условиях – от засушливых мест, где давление воды увеличивали с помощью водонапорных башен, резервуаров и труб, до крупных городов, где их приводили в действие реки или акведуки. Не следует сравнивать это с современной промышленной революцией. Энергия, которую римляне могли извлекать из воды, не шла ни в какое сравнение с той, которую столетия спустя стали получать из ископаемого топлива, и эти технологии не сопровождались масштабным расширением спроса и доступа к рынкам.

И тем не менее водные технологии получили широкое распространение, иногда достигая удивительных масштабов. Знаменитый мельничный комплекс в местечке Барбегаль, недалеко от Арля, созданный, вероятно, в IV веке нашей эры, приводили в движение шестнадцать водяных колес, расположенных в два ряда вдоль склона. Вода, принесенная акведуком, приводила в движение первое колесо, затем второе, и так далее по каскаду. Комплекс мог производить до пяти тонн муки в сутки, давая пропитание 12 000 человек.

Частичная механизация римской экономики (например, в Барбегале) спровоцировала преобразования, которые в