Sylvester D. The Brutality of Fact: Interviews with Francis Bacon. Thames & Hudson, 1987.

Zweite A., Müller M. Francis Bacon: The Violence of the Real. Thames & Hudson, 2006.

Марк Ротко

Марк Ротко в своей нью-йоркской мастерской. 1960. Фото Руди Буркхардта. Галерея Олбрайта – Нокса, Буффало; © 2019 Albright Knox Art Gallery / Art Resource, New York / Scala, Florence; © ARS, NY and DACS, London 2019; © 1998 Kate Rothko Prizel & Christopher Rothko ARS, NY and DACS, London

Черный на темно-бордовом входит в серию картин, написанных в конце 1950-х годов Марком Ротко (1903–1970), одним из лидеров абстрактного экспрессионизма, по заказу ресторана «Four Seasons» в нью-йоркском небоскребе Сигрэм-билдинг. В силу отсутствия очевидного содержания и ясной символики произведения Ротко интерпретируются по-разному: как исследования соотношений цветов или как воплощения глубоких, вневременных чувств. Хотя творчество Ротко относят к американскому абстракционизму, часто усматривая в нем радикальный разрыв с европейским модернизмом, при внимательном изучении оно обнаруживает прочную связь с традиционными сюжетами и эстетическими задачами западного искусства.

Черный на темно-бордовом. 1958. Холст, масло, акрил, клеевая темпера, сухой пигмент. 266, 7 × 381,2 см. Галерея Тейт, Лондон

Исторический ключ

Ротко принадлежал к поколению американских художников, поставивших перед собой цель выработать чисто американский стиль в живописи. Эти художники, считавшие, что лишь в Америке мог быть в полной мере развит, а затем и превзойден потенциал европейского авангарда, вошли в историю как абстрактные экспрессионисты. Помимо Ротко, в их число входили Джексон Поллок, Клиффорд Стилл, Виллем де Кунинг, Франц Клайн, Ханс Хофман, Барнетт Ньюман, Адольф Готтлиб и Роберт Мазеруэлл. Общими усилиями они создали новое направление в живописи, образцы которого в одночасье затмили масштабом и визуальной мощью современное им европейское искусство, сразу обнаружившее в себе черты провинциальности и отсталости.

Над заказом для «Four Seasons» Ротко работал около двух лет, после чего отказался его завершать, придя к выводу, что ресторан – неподходящее место для его произведений. Созданная им в этот период серия полотен теперь известна как Seagram Murals. Таким образом, рассматриваемая нами картина не вполне самостоятельна: она входит в последовательность, составляющую своего рода фриз или крупномасштабную инсталляцию, и вписывается не столько в историю приватной «станковой» живописи, сколько в традицию публичной росписи, обращенной к прихожанам церкви или подданным государства.

Черный на темно-бордовом – нечто большее, чем просто сочетание цветов на плоскости: в эту картину прихотливо вплетены образы и символы, знакомые большинству зрителей по другим произведениям искусства, а также по культурному и повседневному опыту. Например, в ней можно увидеть изображение окна или входа в некое грандиозное здание. Учитывая еврейские корни Ротко, есть основания предположить, что перед нами двери скинии – известного по Библии походного храма древних евреев – или открытая Тора, показанная сверху.

Еще один важный художественно-исторический мост связывает искусство Ротко с традицией возвышенного в живописи романтиков, в частности Каспара Давида Фридриха и Уильяма Тёрнера. Идея возвышенного в противопоставлении прекрасному возникла в XVIII веке. Если прекрасное, демонстрируя успокаивающие и приятные глазу образы, вызывает чувство удовольствия, то возвышенное намеренно провоцирует экстремальные эмоции, например ужас или экстаз, путем изображения грозных горных вершин, бурного моря или необъятной безлюдной дали. В Черном на темно-бордовом неясные формы и размытые очертания вкупе с самими размерами полотна говорят о чем-то очень большом, причем не столько присутствии, сколько об отсутствии или о чем-то, что вообще не может быть изображено и уж точно не отсылает к видимой реальности. В то же время эта картина, как и многие другие у Ротко, перекликается с пейзажной живописью, имитирующей атмосферные эффекты – туман, мглу, сумерки и иные проявления безграничного единообразия природы. В силу этого сходства с романтическими пейзажами при отсутствии пейзажных мотивов полотна Ротко иногда называют «возвышенными абстракциями»[40].

Однако в их художественной родословной есть и совершенно иная линия. В течение нескольких месяцев 1949–1950 годов Ротко едва ли не ежедневно подолгу простаивал перед Красной мастерской Матисса (см. ранее), незадолго до этого приобретенной Музеем современного искусства в Нью-Йорке. Этот опыт открыл ему, что цветовое поле может оказывать сильнейшее эмоциональное воздействие на зрителя. В более широком смысле можно сказать, что живопись Ротко является частью давней традиции западного искусства, в которой цвет и эмоциональное начало преобладают над линией и рациональным началом, анализом. А это, в свою очередь, связывает ее не столько с североевропейской романтической традицией возвышенного, сколько с парижской школой, предполагая иное эстетическое прочтение – основанное на понятии декоративности. Ротко довел до логического завершения опыты художников, пытавшихся вывести цвет из подчинения линии и избавить живопись от задачи подражания трехмерному миру, чтобы она могла служить выражению чувств.

Эстетический ключ

В визуальном плане Черный на темно-бордовом поражает прежде всего своими размерами. Пока это самая большая картина из тех, о которых мы говорили. Ротко не стремится скрыть плоскость – напротив, он подчеркивает ее характером нанесения краски и выбором форм, подобных поверхности холста. Изобразительное поле поделено на отдельные участки, но так как их границы параллельны краям холста, они создают «раму внутри рамы», тем самым дополнительно усиливая ощущение плоскостности. Поскольку же Ротко избегает намеков на фигуративность, оставляя в прямоугольнике холста лишь цветовые поля и плоские очертания, это заостряет наше внимание на материалах – на том, из чего состоит картина.

Однако ощущению плоскостности противопоставлено в Черном на темно-бордовом ощущение глубокого, неопределенного пространства, созданное оптическими средствами. Вместо традиционной перспективы Ротко опирается на пространственные отношения цветов: бледно-бордовые формы в центре кажутся находящимися дальше от нас, чем глубокие темно-бордовые формы, которые их обрамляют. Впрочем, этот эффект нельзя назвать однозначным: формы Ротко постоянно колеблются, как бы толкают друг друга, поддерживая напряжение поверхности и образуя загадочное, ускользающее, меланхоличное пространство.

Эмпирический ключ

Оказываясь перед Черным на темно-бордовом в посвященном Сигрэмским полотнам зале галереи Тейт-Модерн, мы немедленно осознаем, что эта огромная картина тесно связана с другими, такими же большими, висящими рядом. Мы словно погружаемся в среду – оказываемся внутри тотального произведения, а не перед одним индивидуальным. К тому же наш опыт дополняется временным или повествовательным аспектом, поскольку мы видим, как картины взаимодействуют друг с другом.

Ротко радикально снижает уровень визуальной детализации и контраста внутри картины. Трудно определить, что в ней – фигура, а что – фон. Являются ли два бледно-бордовых прямоугольника в центре фигурами, а более темные области – фоном, или, наоборот, эти центральные прямоугольники